– Таков наш план. Исходя из предположения, что там есть пассажиры, вы должны подвести к кораблю свои челноки и ждать. На каждом челноке будут дополнительные скафандры. Мы с Чейз попытаемся проникнуть на корабль. Если там действительно кто-то есть, постараемся как можно быстрее переправить людей в челноки. Вы должны держаться на безопасном расстоянии. Если корабль нырнет, мы не знаем, какую область окружающего пространства он увлечет с собой. Возможно, он не увлечет ничего, но надо готовиться к худшему. Риск действительно есть. Если корабль нырнет, а вы окажетесь рядом, он может утащить вас с собой. К сожалению, мы знаем слишком мало, но иного выбора нет. И если кто-то решит передумать, мы с пониманием отнесемся к этому.

Кэл уныло взглянул на Алекса.

– Вы можете просто не успеть. Будет меньше риска для всех, если тот, кто обнаружит корабль первым, поднимется на него и начнет эвакуацию. Остальные помогут по мере прибытия.

Алекс обвел взглядом зал. Остальные согласно кивали.

– Он прав, Алекс, – сказала Элли.

– Однозначно, – подтвердила Дот.

В конце концов Алекс беспомощно развел руками.

– Погодите. Знаете, нам вовсе не хочется терять никого из вас…

– Слишком поздно, – возразил Пол Качмарек. – Тот, кто окажется там первым, начинает эвакуацию.

Все подняли руки.

– Известно, когда он снова всплывет? – спросила Дот, стоявшая рядом с Кэлом. – Вдруг в этот раз мы его упустим?

Алекс промолчал. За него ответила Шара:

– Через шестьдесят семь лет.

– Какого типа этот корабль? – спросил Майкл. – Его удалось опознать?

– Нет.

– Слишком старый?

– Вероятно, да.

– И до сих пор на ходу?

– Да.

– Господи, – проговорил Кэл, – вы хотите сказать, что он, возможно, старше семи тысяч лет?

– Да.

Дот блаженно улыбнулась («В какой прекрасной вселенной мы живем»).

– Еще вопросы?

Слово взяла Линда:

– Алекс, вы рассказывали о траекториях черных дыр. Я правильно поняла, что можно попасть в беду, если ты находишься на одной из них и хочешь войти в прыжок?

– Совершенно верно, – подтвердил Алекс.

– По возвращении мы окажемся прямо посреди нее. Что, если кто-то из нас угодит в ловушку?

Алекс переадресовал вопрос Шаре.

– Прежде всего, – сказала она, – должна признаться, что мы еще не выяснили все до конца. Но мы почти наверняка знаем, какие именно корабли в каких обстоятельствах наиболее уязвимы. Наши специалисты осмотрят перед отлетом каждый корабль. По идее, вам ничто не будет угрожать.

– Что-нибудь еще?

Больше никто не хотел высказаться. Шара ознакомила каждого с его задачей, ответила на два или три вопроса, и на этом все закончилось.

– Ладно, – сказал Майкл. – Думаю, нам будет о чем рассказать внукам.

Дот подняла бокал за Алекса, Шару и меня.

– Это великое мгновение, – объявила она. – Рада, что вы решили довериться нам. Мы окажем вам всестороннюю поддержку. – Она рассмеялась. – Будем надеяться, что вернемся домой не одни.

Чуть позже, когда все успокоилось, она отвела меня в сторону.

– Я передумала, – сказала она.

– В смысле?

– Я не стану брать с вас деньги за один корабль. Просто возместите наши расходы. Больше я ни о чем не прошу.

На самом деле до Таюлус Зеты было намного дальше, чем до Антареса. Нам предстоял очередной долгий полет – почти шесть дней в каждую сторону, несколько дней на подготовку и время, потраченное в ожидании объекта.

Мы собрали вещи и покинули загородный дом прекрасным утром, под пение птиц и шелест листвы на легком ветру. Когда мы взлетали, Шара показала мне на двух стариков: они пришли на старое кладбище по соседству с участком.

– Надеюсь, это не дурное предзнаменование, – сказала она.

Четыре часа спустя мы стартовали со Скайдека – шестнадцать кораблей, включая «Белль-Мари» и еще один, присоединившийся к нам в последнюю минуту. Все мы встретились за орбитой луны, задали одинаковые настройки двигателей, взяли курс на Антарес и организованно скользнули в гиперпространство.

Мы старались держаться рядом, но знали, что появимся на значительном расстоянии друг от друга и соберемся вместе лишь через день-другой.

Не знаю почему, но, пожалуй, это были самые долгие шесть дней, проведенных мной в гиперпространстве. Меня снедали мрачные предчувствия. Обычно я совсем не беспокоюсь из-за отсутствия звезд или возможности общаться с другими кораблями, но меня не оставляли мысли об «Альфе», а в ушах звучал полный ужаса голос по радио. Эти люди жили в те времена, когда никто и близко не подлетал к Окраине, большинство планет Конфедерации не были открыты, а Элмер Кэмпбелл и его религиозные инженеры еще не возвели свои обелиски.

Ничем не помогали и объяснения Шары, что темнота – скорее всего, лишь оболочка, простирающаяся всего на несколько метров вокруг нас. Я называла это полной чушью, а она пыталась объяснить, что таково следствие теории Маккензи. Естественно, Маккензи всегда оказывался прав, не считая одной знаменитой ошибки, которую я, впрочем, тоже не смогла понять.

Я старалась как можно меньше бывать на мостике, не испытывая никакого желания смотреть через иллюминаторы на черную оболочку. Отчего-то это куда меньше беспокоило меня в кабине, где можно было отвлечься, обсуждая политику.

Где-то впереди нас должен был ждать «Антарес».

Мы разговаривали о языках. Шара сидела, скрестив вытянутые ноги, в пуловере с надписью «Физика в моем сердце».

– Трудно представить, что когда-то люди могли не понимать друг друга, – сказала она. – Неудивительно, что они постоянно воевали.

Я думала про Кэла, который летел один в своем корабле. Мне самой часто приходилось летать в одиночестве, но я не слишком общительна. Кэл, несмотря на свой мрачный вид, производил впечатление человека, неспособного жить без компании.

Алекс время от времени покидал нас, надолго уходя на мостик. Прежде за ним такого не водилось. Я слышала, как он разговаривает с Белль, хотя не могла разобрать слов. Когда я спросила его, он ответил, что они просто «беседуют».

– О корабле?

– И о нем тоже.

– А о чем еще?

– Не знаю. О книгах. О религии. О разном.

– Ты говоришь с Белль о религии?

– Почему бы и нет?

– Ну… мне просто кажется…

– Она прекрасно разбирается в этом. Знает, как возникло большинство основных вероучений, знает догмы, предписания…