с четвертой — ох!»; «кто в Коле три года проживет, того на Москве не обманут». Есть еще и другие поговорки — похуже приведенных.

Велико было в былые годы богатство рыбы в Кольской губе. рассказывают, будто в 1825 году жители черпали тут сельдей ведрами, а ранее того, в 1777 году, на отмелях обсохло однажды стадо сельдей по колено вышиной. Изобильны в Кольской губе, как сказано было раньше, и акулы.

По словам вице-адмирала Рейнеке, сюда заходило столько акул, что промышленники молились об избавлении их от этих чудовищ. Акул бывало так много, что их по зароку не ловили вовсе; но когда принялись за них снова, то промышленники в одну ночь зарабатывали по 25 руб.; «страх забирал глядеть, говорили они, как потянут двухсаженную рыбу, а другие, окружив шняку, десятками высматривают из воды, чернеясь на её освещенной огнем поверхности своими чудовищными спинами». В прежние времена, за недостатком стекол, из кожи акул делали «окончины». Заходят в Кольскую губу и киты. Г. Кушелев очень занимательно описывает мародерство норвежских китобойных пароходов в наших заливах и бухтах. По десяти и более пароходов вторгались в залив вслед за китами: «подводные частые взрывы как попавших в китов ядер, так и ударяющихся в морское дно; резкий свист пара; шумные плескания издыхающих китов, до пены взбивающих могучими хвостами и плавниками неглубокие воды маленькой бухты; грохот и лязганье цепей и якорей; визг быстро выбираемых талей; крики и возгласы команды; хриплые командные выкрикивания шкиперов; глухой гул морского прибоя; гудение и свист ветра в снастях». А на берегу? что делается в это время на берегу? Киты вошли в бухту вслед за мойвой; мойва исчезает; промышленники наши остаются без наживки, и неудивительны неистовые причитания наших мойвеных артелей, пред глазами которых совершается все описанное...

Кола, как центр нашего китобойного промысла, была намечена давным-давно. В 1723 году иноземец Гарцин представил Петру I проект учреждения китоловной компании, и тогда же велено было построить для этой цели в Архангельске три или четыре корабля и отправить их в главный операционный пункт — Колу. Корабли строил Баженин, и один из них назывался «Вальфиш». В 1803 году, по ходатайству министра коммерции графа Румянцева, была учреждена «Беломорская компания» для сельдяных и китоловных промыслов; складочным местом назначена опять-таки Кола; стоянкой для судов — Екатерининская гавань. В 1813 году эта компания прекратила свою деятельность.

Из краткого очерка прошлого Колы видно, насколько городок этот представлял интерес. Паровой катер и вельбот на его буксире, везшие путешественников, не могли подойти к пристани, устроенной на реке Туломе, шагов на сто расстояния; тут поставлен был на якорь баркас, за который придержались. Между баркасом и берегом Тулома бежала очень быстро по мелкому каменистому ложу; пришлось пересесть на маленькие лодочки и переплыть через стремнину, не менее быструю, чем в Кеми, но не порожистую. Путешественники вышли на берег и направились к церкви, пешком, конечно, потому что и тут лошадей в заводе нет. Солнце блистало во всю, и небо было глубоко лазурно; сине-зеленая бухта, такая же река, кружная панорама гор, уходивших вдаль долиной Туломы, были в полном смысле слова роскошны. Толпа женщин в праздничных нарядах, состоявших из пестрейших одеяний и златотканых сарафанов, кокошников и кацавеек, называемых здесь «коротенька», также отвалила вслед за прибывшими.

Лопарь с болком.

Лопарка с кережкой.

Некоторые из головных, ярко блиставших золотом на солнце, кокошников достигали одного фута и более вышины; самостоятельный предмет украшения составляют здесь цепи на шеях женщин, начиная от тонких до массивных серебряных, золоченых, перевитых жемчугом. Так и вспоминались женщины богатого древнего Новгорода, времен Марфы Борецкой, прямыми потомками которых являются колянки. Существует поговорка: «Кола — бабья воля», что, по объяснению Подвысоцкого в его замечательном «Словаре архангельского областного наречия», значит, что колтаки при крепком, крупном телосложении отличаются энергией и самостоятельностью не только в хозяйстве, но и в морских промыслах, управляя нередко судами, идущими в Норвегию.

Небольшая каменная городская церковь с луковицеобразным куполом и шатровой колокольней расположена в уровень с остальными строениями города, тоже на зеленом лугу; купол и верх колокольни — зеленые, стены выбелены; церковь — небольшая, в два света, с белым деревянным иконостасом. Есть в городе и другая церковь, кладбищенская, деревянная; она расположена против городской церкви на островке, образуемом порогами реки Колы; серенькая, неподновляемая, она, видимо, идет к разрушению, и нижняя часть её резного иконостаса уже заменена какою-то серой коленкоровой завесью. Вокруг церкви на островке раскинулось кладбище; есть много старых, даже провалившихся, полуоткрытых, зияющих могил; здесь, на этом кладбище, судя по надписям на разбитых, накрененных плитах, в мире почивают исправники прежних времен и другие люди, власть имевшие. Перевоз покойников на этот островок не всегда удобен; в весеннюю и осеннюю воду река Кола не раз уже промывала могилы; в них, вероятно, и костей не сыскать. От этой церкви очень хорошо видна высящаяся над Колой гора Сотоварка или Соловарака, едва поросшая кустарником; она довольно простого, утомительного очертания; слева на ней заметен совершенно гладкий песчаный откос, след землетрясения, приключившегося в 1872 году, в феврале, в самую мясопустную субботу. Говорят, что это было в четыре часа утра; подземные удары длились около пяти минут. Соловарака дала большой оползень к реке Коле и обнажена одним боком и до сих пор.

В описываемое время, в Коле, в доме Хипагина, бывшего городского головы, построившего в Еретиках церковь, была устроена своеобразная выставка местных предметов. на зеленой мураве, недалеко от церкви, была разбита лопарская палатка «куйвакса», состоявшая из жердей, обтянутых парусиной, и населенная многочисленной семьей лопарей; типичные детские «зыбки», маленькие берестовые саночки, внутри которых, как тела египтян в мумиях, покоятся ребятишки, лежащие обязательно носами кверху. Тут же виднелись, два главные дорожные санные экипажа: «кережный болок», открытый, и такой же под парусинным колпаком, называемым «волчок»: они назначены для езды на оленях и тоже непременно лежа, потому что в этом единственное ручательство вываливаться возможно редко, едучи без дороги.

Кола. Выставка. Лопарский чум.

Виднелись подле болоков и маленькие саночки «кережки», неразлучные спутницы пешеходных странников, перетаскивающих на них необходимые припасы: путник идет, кережка волочится за ним, и если она не опустела, то человек с голоду не умрет. Заметим, что для таскания их, да и вообще в упряжи, важную роль играют здесь собаки, которые и сидели подле, впряженные. Во всей Европе, как известно,