деньги; крестьяне быстро обрубили, срезали жир и тут же вытопили. Огромные ребра кита, наполовину занесенного песком, торчали из-под воды, точно бока разбитого корабля. Кит этот был еще жив, когда к нему приступили с топорами.

В Иванову ночь все было налицо: полярная широта, штиль, океан, целое стадо китов, но хватало только касаток, и пассажиры судна лишены были возможности полюбоваться одной из множества чудных картин надводной жизни Ледовитого океана. Зато Иванова ночь дала полную возможность увидеть, наконец, ни разу не сиявшее еще полуночное солнце во всем его величии. Стрелка часов подходила к двенадцати. Небо сияло совершенно чистое, и только над самым солнцем нависало одно небольшое, продолговатое облачко, ярко озлащенное снизу. В самую полночь солнце не дошло до горизонта на шесть или семь солнечных диаметров. Оно было ярко, но могло быт созерцаемо, хотя и вызывало в глазах множество бегавших, сбивавших одна другую, огневых точек. Края солнечного диска лучились золотистым пурпуром, так что оно казалось окруженным искривившимся, будто кипевшим, красным кольцом. Красноват был также и столб отражения солнца в океанских волнах, которые если и блестели, то не давали того аквамаринного цвета, который так хорош, так глубоко бархатен днем. Эти отражения солнца и луны столбами в воде называются у поморов «гралицы». Палуба судна и все, что на нем находилось: люди, снасти, рубка — все это обливалось отнюдь не розовым светом утра, но каким-то красноватым, неспокойным сиянием. Тени были далеко не резки, не черны, а как бы сероваты; они тоже будто мерцали той же краснотой и этим как бы роднились со световыми поверхностями тех предметов, от которых падали.

Иоканская гавань.

Ее качества и важное значение. Необходимость решить вопрос. Мурманское общество пароходства. Пароходство по Северной Двине. Его недостатки. Особенности очертаний мурманских скал. Фауна океанской воды. Румбические названия ветров у поморов. Отплытие в Мезень.

Южный ветерок чуть-чуть рябил поверхность океана, когда, в Иванов день, 24-го июня, около восьми часов утра, с «Забияки» заметили утесистые очертания Святого Носа и маяк на нем; но Иоканских островов, которые лежат к западу от него, то есть по пути, видно не было. Океанская гладь подступала — так казалось — к утесистому подножию далекого маяка, и никаких островов на ней не замечалось. Карта, между тем, показывала противоположное, и, действительно, мало-помалу, сначала черточками, потом небольшими возвышениями начали они обозначаться один за другим. Они выплыли из воды будто вдруг; тумана не было никакого, солнце горело полным блеском. Едва только стали ясны их приземистые глыбы, как судно уменьшило ход, потому что, несмотря на ясность голубого дня и тишину моря, отыскать фарватер одного из проходов было нелегко. Это, бесспорно, недостаток гавани, в которую судно направлялось, но один из тех легко устранимых недостатков, о котором, при существующих средствах освещения берегов маяками, башнями, створами и т. п., не может быть и речи.

Иоканских островов — семь, но только пять из них участвуют в образовании гавани, имеющей длины около шести миль, в которой, согласно мнению Рейнеке, «многочисленной флот может расположиться весьма покойно». На Иоканский рейд ведут два прохода: один — северо-западный, между островом Чаячьим и материком, в 350 саж. ширины, и восточный, в 800 саж. ширины, между островами Сальным и Медвежьим. Крейсер направился к последнему, безусловно лучшему, и, пройдя самой срединой его, повернул к югу и тотчас же бросил якорь.

Вид на гавань был очень красив. К югу высились скалы берега, образуя несколько углублявшихся декораций к устью реки Иоканки; к востоку ясно очерчивались маяк Святого Носа и помещения находящейся при нем команды; с севера и запада прикрывали от взора океан невысокие гранитные острова, Сальный и Медвежий, так что судно очутилось в полном смысле слова в каменном кольце. По недалеким островам и по синей воде гавани перепархивало множество уток, чистиков, бакланов, чаек; глубоко внизу, подле судна, гуляла всякая рыба, отпугиваемая, а отнюдь не приманиваемая, как это бывает с более южной рыбой, всяким брошенным в воду предметом. Несколько крестов и каменных пирамидок, «гурий» или «кекурий», виднелось на Медвежьем острове; стадо в 10 — 12 оленей разгуливало по небольшому островку Сальному.

Нет сомнения в том, что устройство хорошей гавани на нашем Мурмане необходимо. Ранее уже упомянуто об Иоканской. Все, что можно сказать о ней, будет, конечно, только гадательно, но с большой долей вероятия. Ни точных промеров, ни правильных метеорологических и физических наблюдений здесь не производилось, и физиономия этой гавани, как и всего Мурмана, остается неопределенной. Тем не менее, от будущности не уйти, и в этом отношении полезно решительно всякое указание. Существенно важно решить, например, следующее: правда или нет, сообщаемое г. Сидоровым сведение, будто теплое течение Гольфстрима направляется именно на Иоканские острова и иногда приносит с собой американские деревья и каштаны? Основательно или нет, существующее у поморов название «живой камень» для плода американской мимозы, заносимой в Белое море? Если это правда, то на сколько времени, на какое расстояние, как и когда обмерзает эта гавань? Расположение островов и побережья безусловно удобны для возведения обширной системы отдельных фортов, и если гавань действительно способна приютить целый флот, то может ли этот флот быть защищен не только со стороны моря? Гавань эта сама по себе обширна и приглуба, но в ней есть про запас еще и другая гавань — это река Иоканка. Подобно слиянию рек Колы и Туломы, Иоканка расширяется при устье своем в целую сеть сплетений из отдельных рукавов, образующих глубокий залив; последний длиной почти две мили, шириной более версты, при глубине трех сажен; приливы в этой реке так велики, что в ней с особенным удобством можно килевать суда; зимовать в ней тоже удобно, потому что ледоплавы и наводнения весны и осени здесь невозможны. Снабжение водой не оставляет желать ничего лучшего, потому что во многих бухточках южного побережья стремятся с вершины Мурмана постоянные водопады нескольких ручьев.

Нужна ли нам вообще гавань на Мурмане? Нужна ли военная, или можно было бы удовлетвориться коммерческою? Нужно ли иметь тут военный оплот, или достаточно довольствоваться норвежскими крепостями? Если нужно, то подходит да гавань Иоканская или Екатерининская, или какая-либо третья? Все это — вопросы большой важности, и для такой первостепенной державы, как Россия, запертой Дарданеллами и Зундом, едва ли не жизненные. Наше северное Поморье, этот существенно важный для нас край, остается как-то вне всяких соображений и о нем вспоминают только урывками, случайно. Во всяком случае, и