Дома Горан казался абсолютно иным.

Неизвестно почему, но Миле вспомнилось, как она впервые еще ребенком отправилась встречать отца в его контору. Каждое утро, уходя из дома в костюме и галстуке, на работе он полностью преображался. Становился строгим и серьезным, таким не похожим на ее самого доброго в мире папу. Мила вспомнила, как тогда едва не растерялась.

С Гораном все наоборот. Девушку охватила безмерная нежность при виде его в роли заботливого отца.

Для Милы такое раздвоение было не доступно. Ей присуща только одна ипостась. В жизни девушки не было несоответствий. Она никогда не переставала быть полицейским, разыскивающим пропавших людей. Ибо она это делала всегда: и в свое свободное время, будучи в отпуске, и когда ходила в магазин за покупками. Изучать лица незнакомых людей вошло у нее в привычку.

У пропадавших детей, как и у всех остальных, была своя история. Но в какой-то момент времени она прерывалась. И Мила шла по следам их маленьких, затерянных во тьме шагов. Девушка никогда не забывала их лиц. Могли пройти годы, но она всегда была в состоянии их вспомнить.

«Ведь дети среди нас, — думала Мила. — Иногда достаточно просто поискать их среди взрослых, в которых они превратились».

Горан рассказывал сыну сказку. Миле больше не хотелось нарушать своим взглядом интимность сцены. Это зрелище было не для ее глаз. Томми был той частью жизни Горана, которую ей пока не удавалось постичь.

Некоторое время спустя криминолог вошел и с улыбкой объявил:

— Уснул.

— Не хотелось тебя беспокоить. Но я подумала, что это очень важно.

— Извинения уже приняты. А теперь давай выкладывай, что случилось…

Горан сел на один из диванов и предложил ей занять место возле него. Пламя в камине отбрасывало на стену пляшущие тени.

— Это снова повторилось: меня кто-то преследовал.

Криминолог нахмурил лоб.

— Ты уверена?

— В первый раз — нет, а теперь — абсолютно точно.

Девушка рассказала обо всем произошедшем, стараясь не упустить ни одной детали. Машина с выключенными фарами, отражение луны на кузове и тот факт, что преследователь, будучи замеченным, предпочел убраться восвояси.

— Но почему кому-то нужно преследовать именно тебя?

Он уже задавался подобным вопросом, когда, сидя в ресторане, Мила поведала ему о своем ощущении, будто некто шел за ней по пятам на площади у мотеля.

— Мне никак не удается найти этому сколько-нибудь подходящее объяснение, — после непродолжительного размышления пришел к заключению Горан.

— Я не думаю, что с этого времени потребуется направлять кого-либо вслед за мной, чтобы попытаться застать моего преследователя с поличным.

— Теперь безо всяких сомнений ты об этом знаешь, поэтому он больше этого не повторит.

Мила кивнула.

— Но я пришла не только по этому поводу.

Горан снова посмотрел на девушку.

— Ты что-то нашла?

— Более того, думаю, что я кое-что поняла. Один из фокусов Альберта.

— Какой именно?

— Тот самый, когда он выкрал девочку с каруселей так, что никто ничего не заметил.

Теперь глаза Горана засветились интересом.

— Ну, я слушаю тебя…

— Мы всегда считали само собой разумеющимся тот факт, что Альберт — похититель. Следовательно, он — мужчина. А если речь идет о женщине?

— Почему ты так думаешь?

— Именно мать Сабины натолкнула меня впервые на мысль принять во внимание эту версию. Я не спрашивала ее об этом, и тем не менее она сказала, что, будь рядом с каруселями кто-то посторонний, а не отец какого-либо ребенка, она бы это непременно заметила. Женщина добавила, что у матери на такие вещи есть что-то вроде чутья. И я ей верю.

— Почему?

— Потому что следователи отсмотрели сотни сделанных в тот вечер снимков и любительских видеосъемок, но никто не обнаружил на них никакого подозрительного человека. Из этого мы сделали вывод, что наш Альберт имеет вполне заурядную внешность… Тогда мне сказали, что женщине было бы куда легче выкрасть ребенка.

— По-твоему получается, что у него есть сообщник… — Эта мысль криминологу понравилась. — Но у нас нет доказательств, подтверждающих подобную теорию.

— Я это знаю. И в этом проблема.

Горан встал и принялся расхаживать по комнате. Он теребил бороду и размышлял.

— И это должно быть не первый раз… Такое уже было в прошлом… Например, в Глочестере, с Фредом и Розмари Вест.

И криминолог вкратце пересказал дело супругов-убийц. Он — каменщик, она — домохозяйка. Десять детей. Они вместе заманивали и убивали невинных девушек после их принудительного участия в эротических празднествах, а затем закапывали трупы во дворе своего дома под номером 25 на Кромвелл-роуд. Под крыльцом была погребена и шестнадцатилетняя дочь супружеской пары, которая, вероятно, осмелилась воспротивиться. Были обнаружены еще две жертвы, которые и навели на Фреда. Всего двенадцать трупов. Но полиция прекратила раскопки под этим зловещим домом, опасаясь, что он может рухнуть.

В свете этого весьма показательного примера Горан подумал, что теория Милы относительно существования сообщника Альберта уже не выглядела такой безосновательной.

— Возможно, именно женщина заботится сейчас о шестой девочке.

Горан, казалось, совсем запутался. Но он не хотел поддаваться эйфории.

— Пойми меня правильно, Мила: у тебя великолепная интуиция. Но нам нужны доказательства.

— Ты расскажешь об этом остальным?

— Мы обязательно учтем это. А тем временем я попрошу кого-нибудь из наших людей снова пересмотреть все фотографии и видеозаписи из луна-парка.

— Я тоже могла бы это сделать.

— Хорошо.

— И еще… Просто мое любопытство. Я самостоятельно попыталась найти ответ, но так и не смогла.

— И о чем речь?

— Во время разложения глаза трупа претерпевают изменения. Ведь так?

— Ну, обычно со временем радужная оболочка глаза мутнеет…

Горан остановился и уставился на девушку, недоумевая, куда она клонит.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Мила вытащила из кармана фотографию Сабины, которую ей дала мать девочки на прощание. Ту самую, которая на протяжении всего обратного пути лежала на соседнем сиденье. Ту самую, которая, после испытанного девушкой шока от преследования, оказалась у нее перед глазами и породила это сомнение.

В ней было что-то не так.

Горан взял снимок и внимательно на него посмотрел.

— У трупа девочки, которую мы нашли в доме Кобаши, глаза голубые, — заметила Мила. — В то время как у Сабины они были карие.