Сидя в такси, Горан не проронил ни слова. Сделав это открытие, Мила заметила, как у криминолога неожиданно сменилось настроение. И тогда он произнес фразу, очень сильно поразившую девушку:

— Мы живем рядом с людьми, о которых, как нам думается, знаем абсолютно все, а в действительности нам ничего о них не известно… — Затем он добавил: — Он обвел нас вокруг пальца.

Поначалу девушка подумала, что слова криминолога относились к Альберту. Но это было далеко не так.

Горан в присутствии Милы по очереди сделал несколько кратких телефонных звонков членам следственной группы, а также няне Томми.

— Нам нужно ехать, — чуть позже обратился он к девушке без объяснения причин.

— А твой сын?

— Госпожа Руна приедет сюда через двадцать минут, он еще будет спать.

И они вызвали такси.

В центральном офисе федеральной полиции в этот час все еще горел свет. Внутри здания было заметно оживленное движение полицейских, сменявших друг друга на дежурстве. Почти все они были задействованы в расследовании этого дела. Целыми днями продолжались обыски либо в квартирах подозреваемых, либо вблизи мест, указанных по телефону наиболее бдительными горожанами с целью обнаружения шестой девочки.

Заплатив таксисту, Горан направился к центральному входу, не обращая внимания на Милу, старавшуюся не отставать от него. На этаже отделения ФБР они встретили поджидавших их Розу, Бориса и Стерна.

— Что случилось? — спросил Стерн.

— Нужно кое-что выяснить, — ответил Горан. — Нам необходимо срочно увидеться с Роке.

Старший инспектор уже несколько часов кряду заседал вместе с руководством федеральной полиции. Главным поводом к этому послужило как раз дело Альберта.

— Нам нужно поговорить.

Роке приподнялся из кресла и указал на него присутствующим в зале:

— Господа, вы все хорошо знаете доктора Гавилу, который на протяжении многих лет вносит свой вклад в работу моего отделения…

Горан шепнул ему на ухо:

— Прямо сейчас.

Дежурная улыбка тут же исчезла с лица Роке.

— Прошу прощения, но есть некоторые известия, которые требуют моего присутствия в другом месте.

Забирая документы со стола зала собраний, Роке спиной чувствовал на себе взгляды присутствующих. Горан стоял в двух шагах позади него, а оставшиеся члены группы остались его ждать за порогом.

— Надеюсь, что это действительно очень важные сведения, — произнес старший инспектор, бросив на стол в своем кабинете папку с документами.

Горан дождался, пока все вошли в комнату, закрыл дверь и решительно набросился на Роке:

— Труп, обнаруженный в гостиной дома Кобаши, не принадлежит третьей пропавшей девочке.

Твердость тона криминолога не оставляла места для оправданий. Старший инспектор сел, скрестив руки на груди.

— Продолжай…

— Это труп не Сабины, а Мелиссы.

Мила вспомнила девочку под номером четыре. По возрасту она была самой старшей изо всех шести, но физическая незрелость ее тела могла ввести в заблуждение. И у нее были голубые глаза.

— Продолжай, я тебя внимательно слушаю, — вновь повторил Роке.

— А это может значить только две вещи. Или Альберт изменил своему modus operandi, поскольку вплоть до сегодняшнего дня он подбрасывал нам тела девочек в соответствии с порядком их похищений. Либо Чанг напутал что-то с анализом на ДНК…

— Полагаю, что обе гипотезы вполне допустимы, — с уверенностью заявил Роке.

— Я, напротив, считаю, что первая почти невозможна… А что касается второй, то полагаю, это ты приказал ему сфальсифицировать результаты анализа, прежде чем они попали в руки к Миле!

Роке побагровел.

— Знаешь ли, доктор, я здесь не для того, чтобы выслушивать твои обвинения!

— Где было обнаружено тело третьей девочки?

— Что?

Старший инспектор, услышав такой вопрос, всеми силами постарался изобразить крайнее удивление.

— Это вполне очевидно, что тело было найдено, иначе Альберт ни за что не стал бы забегать вперед, чтобы навести нас на труп под номером четыре.

— Труп находился в доме Кобаши больше недели! Может, прежде, как ты говоришь, мы и должны были отыскать тело третьей девочки. Неужели получается, что сначала мы обнаружили четвертую! И потом, откуда мне знать, что Чанг чего-нибудь не напутал!

Криминолог посмотрел Роке прямо в глаза.

— Так вот почему после происшествия в сиротском приюте ты распустил нас на сутки. Чтобы мы не мешались у тебя под ногами!

— Горан, я довольно наслушался твоих смехотворных обвинений! Ты не можешь доказать ничего из всего того, о чем говоришь сейчас!

— И все это из-за дела Вильсона Пикетта, не так ли?

— Все, что тогда произошло, к этому не имеет никакого отношения, уверяю тебя.

— И тем не менее ты больше не доверяешь мне. А может, ты вовсе и не замешан в этом… Но если ты считаешь, что и это расследование у меня не клеится, то я предпочел бы, чтобы ты сказал мне об этом прямо в лицо, без обиняков. Скажи, и мы расстанемся, чтобы не создавать тебе помех, и возьмем на себя всю полноту ответственности.

Роке ответил не сразу. Он покачивался в кресле, сложив руки под подбородком в замок. Затем, преисполненный хладнокровия, начал:

— Честно сказать, я действительно не знаю, о чем ты…

— Ну, давайте, скажите же ему, — перебил его Стерн.

Роке метнул на него гневный взгляд.

— Вас не спрашивают!

Горан посмотрел на Стерна. Затем перевел взгляд на Бориса и Розу. Он сразу же понял, что всем, за исключением его и Милы, было все известно.

Вот, оказывается, почему ответ Бориса на ее вопрос о том, как он провел этот свободный день, прозвучал так уклончиво, подумала Мила. Ей вспомнилась также некоторая угроза в голосе ее коллеги, прозвучавшая в адрес Роке у дома Ивонн Гресс, когда старший инспектор отказывался пустить их обоих внутрь прежде, чем туда должны были войти силы особого назначения. Эта угроза подразумевала шантаж.

— Да, инспектор. Расскажите ему обо всем, и дело с концом. — Роза Сара поддержала свого старшего коллегу.

— Вы не можете скрывать это от него, это несправедливо, — добавил Борис, указывая на криминолога.

Казалось, что они хотели извиниться перед Гораном за то, что держали его в неведении, и чувствовали за собой вину в том, что подчинились приказу, который считали в корне несправедливым.

Роке повременил еще немного, а затем поочередно посмотрел на Горана и на Милу.

— Ладно… Но если проболтаетесь, вам — конец.