Ричер посмотрел на небо. На севере и на западе его скрывали тяжелые черные тучи. Света не было. Юго-восток за ними выглядел несколько более серым; мрачный лунный свет лился в расселину между тучами, тусклый и слабый. Но там бушевал ветер. Более тонкие облака двигались. Возможно, расселина станет шире. Или полностью сомкнется.

Ричер снова посмотрел вперед, начал сверху и стал опускать глаза вниз, стараясь найти край, о котором говорила Дельфуэнсо. Он очень напряженно вглядывался в небо, но так ничего и не увидел. Он не нашел другого вида пустоты. Она представлялась ему единым целым.

– Насколько низко расположена граница?

– Над горизонтом и не слишком высоко.

– Но я не вижу линию горизонта.

– Я вижу границу, это не плод моего воображения.

– Не сомневаюсь. Нам нужно подойти ближе. Ты не против?

– Нет, – ответила Дельфуэнсо.

Они пошли вперед, стараясь не отходить далеко друг от друга. Десять ярдов, двадцать.

Они смотрели перед собой.

Ничего.

Тридцать ярдов.

И тут они увидели. Возможно, из-за того, что они подошли ближе или ветер разогнал тучи и несколько новых лунных лучей упало на землю. Или сказались оба фактора.

Это была не ферма.

Сооружение напоминало перевернутый линкор, точнее, корпус судна, выброшенного на берег, черный, жесткий и странно закругленный в некоторых местах. Длинный и низкий. И глубокий. Сотни футов в ширину и сотни в глубину. Его высота составляла примерно сорок футов. Он был размером с магазин «Лейси», но куда более массивным и солидным. «Лейси» являлся дешевым коммерческим строением, и казалось, что при серьезной буре его унесет ветер. Такое не раз случалось с похожими зданиями.

Но это выглядело непробиваемым. То, как оно стояло на земле, наводило на мысли о мощном бетонном фундаменте. Места, где крыша смыкалась со стенами, выдавали огромную мощь опор. Углы были скругленными. Двери и окна отсутствовали. Вдоль края крыши шла ограда до пояса высотой. Трубчатая сталь.

Они подошли еще ближе. Через сорок ярдов все стало видно еще лучше. Ричер оглянулся. Ветер у них за спиной расширил щель в облаках, и луна вышла из-за туч. Это было одновременно и хорошо, и плохо. Джек хотел, чтобы света стало больше, но не слишком много. Если станет чересчур светло, у них возникнут проблемы.

Он снова посмотрел вперед и начал различать новые детали. Здание оказалось не черным, во всяком случае, не полностью. Местами оно было темно-коричневым и темно-зеленым – тусклая, не отражающая света краска, нанесенная широкими произвольными мазками.

Камуфляж.

Так раскрашивала свои сооружения армия США в шестидесятых годах двадцатого века, насколько помнил Ричер.

– Что это? – прошептала Дельфуэнсо.

– Не уверен, – ответил Джек. – Очевидно, брошенное сооружение, принадлежавшее военным. Ограды нет. Какой-то фермер получил дополнительные сто акров… Я не знаю, что там было раньше. Здание защищено от взрывов. Возможно, здесь хранили ракеты противовоздушных войск. Или производили патроны. Бетон защищает внешний мир от того, что внутри, а не наоборот. Я должен увидеть главные двери, чтобы понять больше. Складу боеприпасов необходимы большие двери для транспорта. А заводу, выпускающему патроны, большие двери не нужны.

– И когда это здание было заброшено?

– Такую камуфляжную окраску использовали очень давно. Так что здание не перекрашивали лет пятьдесят. Вероятно, оно заброшено после Вьетнама. В таком случае там производили боеприпасы. После Вьетнама нам уже не требовалось столько патронов и снарядов. Однако количество ракет также уменьшилось. Так что это может быть и то и другое.

– А почему оно сохранилось до сих пор?

– Такие места невозможно уничтожить. Да и как это сделать? Их строили так, чтобы они выдерживали прямые попадания бомб или ракет.

– А как люди могут стать владельцами такого места?

– Может быть, они его просто купили – Министерство обороны пытается зарабатывать всеми возможными способами. Или захватили самовольно. Никто больше не проверяет такие места. Не хватает людей. А брошенных сооружений вроде этого осталось много. Налоги, заплаченные нашими дедушками, продолжают работать.

– Но оно огромное.

– Да, я знаю. Не хочешь произвести переоценку количества персонала? Там может находиться более сорока человек. В таком помещении легко поместится и четыреста.

– Или четыре тысячи.

– Разве Маккуин не говорил об их численности?

– Трудно считать террористов – они постоянно перемещаются. Ему ни разу не удалось увидеть всех вместе. Я продолжаю считать, что их не может быть больше нескольких дюжин.

– Должно быть, они там шумят.

– И как мы все проделаем?

– Очень осторожно.

– Где начнем?

Ричер посмотрел на нее, потом на Соренсон. Агент, работающий под прикрытием, знает, что за ним следят люди, которые отреагируют мгновенно, если он попадет в беду. Но мгновенно – это лишь громкое слово. Прошло почти четыре часа с начала их миссии – а восемь казались огромным промежутком времени. Можно ли считать четыре часа мгновенной реакцией? Нет, конечно.

Так намного ли хуже восемь часов?

– Разумнее всего провести тщательное наблюдение. Нужно изучить сооружение со всех четырех сторон.

– Но это займет часы, – сказала Дельфуэнсо.

– Что ж, значит, займет.

– Ты хочешь сказать, что нам нужно дождаться парней из Куантико?

– Это вариант.

– Но не самый лучший, – сказала Карен. – В особенности для Дона Маккуина.

– Согласен.

– Ну а отчаянный вариант состоит в том, чтобы атаковать без должной подготовки. Таким будет наш выбор?

– Назовем это подготовкой на скорую руку.

– Как мы вообще можем подготовиться?

– Мы оснащены инструментом, – ответил Ричер. – Мы не спим, чего, возможно, нельзя сказать о них.

– Если мы ничего не предпримем сейчас, – сказала Соренсон, – то нет смысла начинать операцию. Именно так обстоит дело, верно? Однако мы столкнулись с проблемой военных. Тебя обучали поведению в таких ситуациях?

– Меня обучали самым разным вещам. Обычно обучение начиналось с истории. В те времена, когда Советы имели очень большие ракеты, эта штука должна была перед ними устоять. У нас же есть три пистолета.

– Но если бы ты был членом организации?..

– Я за то, чтобы помочь Маккуину.

– Но только не с нами? – спросила Дельфуэнсо.

– Есть вещи, которые я никогда не говорил своим людям. Потому что они входили в нашу работу.