– Именно такие люди нужны Бюро. – В ее голосе послышались дикие нотки.

– Всякое случается, – ответил Джек. – Нужно это пережить.

– Значит, в армии люди реагируют на смерть именно так?

– А как на нее реагируют в ФБР?

Она не ответила.

– Ну, что теперь? – спросила Дельфуэнсо.

– Тебе следует вернуться к машине, – сказал Ричер. – И всю дорогу стараться не высовываться. Позвонить в Куантико и рассказать им о последних событиях. И помни: им лучше всего садиться на военно-воздушной базе «Уайтмен». Может быть, тебе следует позвонить в Омаху. Ее босса зовут Тони Перри. Я с ним один раз разговаривал. И думаю, что дежурный ночной агент был ее другом. Так что будь осторожна. А также эксперт. Он должен все услышать лично.

– Ты не пойдешь со мной?

– Нет, – ответил Ричер. – Я собираюсь найти снайпера.

– Ты не можешь сделать это в одиночку.

– Тебе нельзя идти со мной. У тебя ребенок.

– Я не могу позволить тебе так поступать. Я приказываю тебе отступить.

– Этого не будет.

– Пусть все сделает Куантико.

– Маккуин не может ждать так долго.

– Тебя убьют. Возможно, их там сотни.

– Ты говорила, что две дюжины.

– Даже если и так. Две дюжины. Они обучены убивать.

– Вот мы и выясним, насколько хорошо они обучены. Может быть, они неплохо учились в старших классах, но сумеют ли они играть в высшей лиге и принять быстрый мяч?[37]

– Они могут быть очень жестокими.

– Они не знают смысла этого слова. Пока не знают.

– У тебя ничего не получится. Ты не выживешь. Я могла бы с тем же успехом застрелить тебя прямо сейчас.

– Ты не можешь меня остановить. Я гражданское лицо.

– Поэтому Маккуин и Соренсон ничего для тебя не значат. Мы должны сами присматривать за своими.

– Я так и сделаю, как только ваши появятся, – ответил Ричер. – Но пока я не слышу в воздухе шума самолетов отряда спецназа.

– Они уже близко.

– Они сейчас над Огайо. Может быть, над Индианой. А это довольно далеко.

– Но твоя гибель никому не поможет.

– Не поможет. Но я могу остаться в живых.

– Существует несколько различных вариантов исхода, верно?

– Да, верно, – сказал Ричер.

– И это весьма вероятный вариант.

– Да, – не стал спорить он.

– Тогда почему?

– Потому что мне нравилась Соренсон. Очень нравилась. Она вела себя со мною достойно и честно.

– Ну, тогда тебе следует прийти на ее похороны. Написать в газету. Основать фонд для сбора денег на памятник. Ты не должен идти за нее в бой.

– Бой дает мне больше шансов.

– В каком смысле?

– Он дает мне шанс пережить эту ночь.

– Это как? Если ты вернешься со мной, то наверняка доживешь до утра.

– Нет, – возразил Ричер. – Если я вернусь с тобой, то наверняка умру от стыда.

Больше они не разговаривали и не спорили. Наступило неловкое молчание. У ФБР, конечно же, существовали соответствующие шутки на такой случай. В армии они были. Но личные шутки потому и называются личными. Поэтому Ричер и Дельфуэнсо молчали. Она лишь посмотрела ему в лицо. Он и сам не знал, почему она так сделала. Его лицо было испачкано землей. Возможно, навозом. Что ж, может быть, это к лучшему, что его нос сейчас не работал.

– Удачи, – сказала Дельфуэнсо.

А потом начала отползать на локтях и коленях в сторону магазина «Лейси». Ричер смотрел ей вслед, пока не убедился, что она сдержит свое слово и не вернется к нему. Он знал, что Карен этого хочет. Но она не вернулась. Вероятно, из-за Люси. У тебя есть ребенок. За время их долгого спора она не возразила Джеку лишь однажды – когда он упомянул про девочку.

Он подождал еще минуту, чтобы удостовериться наверняка, потом повернулся и пополз вперед, в темноту.

В «Уэст-Пойнт»[38]сотни часов рассуждали о тактике и стратегии, и Ричер внимательно слушал их и запоминал теорию, но на практике предпочитал свои собственные методы. Они полностью основывались на оценке противника, поскольку Джек считал, что нет никакого смысла постоянно думать о себе. Он знал свои сильные стороны, которых было не так уж много, и слабости, коих имелось множество. Каковы сильные стороны тех, с кем ему предстояло сразиться?

Они хорошо стреляют, во всяком случае, один из них. Тут все ясно. Выстрел в голову с расстояния в четыреста ярдов, ночью, в темноте, не был экстраординарным, но свидетельствовал о высокой компетентности снайпера.

Но едва ли они обладали еще какими-то существенными преимуществами. Зато их слабости будут иметь существенное значение. По большей части, они определяются страхом. Эти парни настолько привыкли к секретности и паранойе, что их восприятие реальности безнадежно нарушено. В частности, Ричер мог бы поспорить, что прямо сейчас они принимают два очень неудачных решения.

Во-первых, они слишком усложнят его возможное приближение. Они посчитают, что тот, кто пришел вместе с Соренсон, либо отойдет, либо переместится на девяносто или больше градусов, чтобы атаковать с другого направления. Едва ли они будут ожидать двойной блеф в такой ситуации, но паранойя предпочитает тройной блеф двойному, поэтому они сосредоточат все свое внимание на трех других направлениях, а не на исходном. Юго-восток теперь для них стерилен. Конечно, они поставят там одного или даже двух парней, но не самых лучших, и бо́льшую часть времени такие часовые проведут, поглядывая в ту сторону, откуда, по их мнению, должна появиться новая опасность.

И, во-вторых, они отправят отряд в стерильный и безопасный коридор, чтобы забрать тело Соренсон. Потому что им необходимо узнать, кто она такая. К тому же они не могут оставить его там. Это не их земля. Дед какого-то фермера когда-то давно передал ее Министерству обороны, и теперь его внук получил обратно. Он на ней работает, начиная каждый день с раннего утра, как все фермеры. Поэтому ради соблюдения секретности они должны забрать тело. И как можно скорее. Паранойя не позволяет ждать. Пять или десять минут, решил Ричер. Они появятся из больших дверей на северной стороне. Вероятно, их будет двое. На машине. И они поедут прямо сюда.

И остановятся в десяти футах от того места, где он закопается в землю.