Полемика вокруг румян развернулась на страницах журналов.

В 1806 году «Дамской журнал» опубликовал заметку «О румянах», составленную в форме диалога некой французской дамы и английского милорда. Дама защищала румяна, а ее собеседник всячески противился их употреблению. Договорились до того, что сравнили негодование женщин, которое могло быть вызвано запретом румян, с негодованием, вызванным в свое время распоряжением о бритье бород. «Возьмем, к примеру, Петра Великого. Когда он уничтожал стрельцов, никто ему не препятствовал; но лишь выдумал обрить русским бороды, недовольные тотчас возмутились… Со своей стороны, не ручаюсь за безопасность того, кто осмелился бы запретить модницам румяниться!» — заключила Нинона.

Немолодая женщина, увы, не может похвастаться красотой кожи: «… не век останешься в пятнадцатилетием возрасте… Мужчины приневоливают нас всегда казаться милыми, для того потребно помощью искусства разцвечать увядшие прелести…»

Умело наложенные румяна возвращают лицу и привлекательность, и живость. К тому же Нинона пользуется качественной косметикой: «Взгляните на мой туалет: он не для щегольства, а для сбережения здоровья. Белил совсем не употребляю; пудру держу без всякой примеси; моюсь свежею водою из реки, а не колоневою. Что касается до моих румян, так это, по уверению моего парфюмера, настоящая квинтэссенция растений».

Англичанин будто только и ждал этого суждения о компонентах и тут же обрушил все свое красноречие на эти самые составляющие: «Тебя обманывают, Нинона. Невозможно, по химии, разрушать растения на первые начала так, чтобы выходили из них румяна. Этот порошок всегда составляется из ядовитой мази, особливо когда продавцы, под видом улучшения, подпускают в него часть белил, сурика и других металлических приготовлений, как то висмут, свинцовую известь и прочее…»

Подобные доводы не убедили собеседницу отказаться от своих привычек, более того, она согласна рисковать здоровьем, лишь бы не выглядеть так жалко, как выглядят англичанки с их бледностью и болезненной изможденностью.

«Мне часто случалось видеть в спектаклях англичанок, у которых цвет лица томный и, так сказать, мертвый…»

Честерфильд, так зовут ее приятеля, тут же обвинил во всем искусственное освещение, при дневном свете, уверял он, кожа на лицах его соотечественниц обладает всеми утонченными оттенками натуральных цветов. Нинона не стала спорить, она осталась при своем мнении. Закончило их спор заявление Честерфильда о том, что румяна были изобретены женщинами легкого поведения. Хитрая подруга лукаво заметила, что после подобного замечания она не будет пользоваться румянами, но и ему придется довольствоваться лишь ее дружбой, а не любовью.

Румяна, споры о которых растянулись на десятилетия, давали возможность некоторым сплетницам злословить в адрес друг друга, на страницах альманаха «Кабинет Аспазии» за 1815 год некая дама с иронией говорила о знакомой: «… госпожа С… всех пленяет красотой (ведь румяна здесь не дороги)…»

Героиня драмы М. Ю. Лермонтова Нина между прочим скажет:

Но в Петербурге кто не бледен, право?

Одна лишь старая княжна,

И то — румяны!..

Старшее поколение людей, выросшее на модах прошлого века, уже не меняло своих привычек. На балах и собраниях можно было встретить седоволосых стариков, одетых по старинке в пудреные парики, камзолы и чулки. Они благоухали мускусными или амбровыми духами, а пожилые женщины красовались кокетливыми чепчиками и ярким румянцем на увядших ланитах.

В повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» (1833) графиня и в старости «сохранила все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад», и так же, как и раньше, красилась румянами.

Постепенно мода на «все античное» ослабила свои позиции, пришло увлечение историческими костюмами, будь то французские моды XVIII века или костюмы более ранних эпох.

По словам М. Ю. Лермонтова, в салонах Петербурга собиралось общество, пестреющее нарядами и туалетами самых разных веков: «В одеждах их встречались глубочайшая древность с самой последней выдумкой парижской модистки, греческие прически. Увитые гирляндами из поддельных цветов, готические серьги, еврейские тюрбаны, далее волосы, вздернутые кверху a la chinoise, букли a la Sevigne, пышные платья наподобие фижм, рукава, чрезвычайно широкие или чрезвычайно узкие».

Лермонтов пишет о прическе, что носили китайские женщины, и прическе, названной в честь маркизы Севинье (1626–1696) — знаменитой французской писательницы, с обликом которой были знакомы русские по картинам. В ее прическе волосы, разделенные прямым пробором, ниспадали с висков множеством завитых локонов.

Иногда прическе давали имя мастера, который ее создал, — Сержана, Крууза, Нарциса или Нарденя. Большую часть волос собирали на макушке, где из них делалась свободная причудливая петля, укрепленная вертикально. Ее украшали ниткой жемчуга и перьями. Оставшаяся часть волос, по обе стороны лица у висков и над ушами, закручивалась в локоны, красиво закалывалась и опускалась, прикрывая мочки ушей.

Разнообразие одежд и причесок невольно влекло за собой разную манеру наносить макияж, и в конце концов румяна вновь прочно обосновались на туалетных столиках наших модниц. В лавке плутоватого француза в 20-е годы продавались помада «Тубероза», духи «Резеда», притирание «Молоко девушки» и, конечно, румяна «Роза».

В праздничные дни в городской пестрой толпе гуляющих можно было встретить нарядных и разрумяненных женщин — жен мелких чиновников, компаньонок, экономок, швей, цветочниц… В произведении Г. Т. Полилова-Северцева «Наши деды купцы» описывается день тезоименитства императрицы Марии Федоровны, в 30-е годы его отмечали 22 июля, праздник сопровождался гуляньем и фейерверком в Петергофе.

«В самый день праздника петергофское шоссе представляло собою живописное зрелище… Пестрая толпа пешеходов шла по обеим сторонам дороги, сперва по деревянным мостовым, а затем по плотно утоптанным дорожкам. Облако пыли оковывало всю эту живую реку. Роскошные туалеты дам, сидевших в экипажах, несмотря на все предосторожности, покрывались массою пыли, многие из них нарочно отправлялись из города в старых платьях, чтобы дорогою, подъезжая к Петергофу, переодеться в самом экипаже. Тщательно заставив открытую коляску зонтами, завесив всевозможными шалями, петербургские модницы наряжались, притирали лицо белилами, румянами, пудрились… одним словом, совершали весь туалет. Как весело гоготала толпа, когда проезжавший мимо красивый гвардеец, как бы нечаянно, сталкивал ради шутки эти эфемерные преграды и все эти модницы полуодетые появлялись на показ толпы».

Праздники сменялись буднями и в середине века новые поколения модниц решили внести изменения в свой облик. Для начала изменили прически. Если в первой половине XIX века женские прически открывали лоб и прикрывали часть щек и шею, то во второй половине все было с точностью до наоборот.

Короткие передние волосы завивали