Новый противник насторожил Дарка сразу, и для такой подозрительности имелись три веские причины. Во-первых, противник был невысокого роста и хилого телосложения, однако чересчур ловко и быстро вертел огромным двуручным молотом, разминаясь перед поединком. Во-вторых, на голове соперника был не турнирный шлем с решеткой вместо забрала, а обычный шлем с очень узкими прорезями для глаз. Правила состязания такого не запрещали, но только безумец или очень уверенный в своих силах боец отважился бы изначально поставить себя в столь незавидное положение. Когда обзор мал, трудно заметить все до единого движения противника, а значит, и велик шанс пропустить удар. Третья причина открылась моррону, лишь когда соперник посмотрел на него. Дарк ничего не увидел, кроме налившихся кровью, суженных глаз, с лютой ненавистью взиравших на него сквозь узкие прорези шлема. Аламезу даже показалось, что у тощеватого оруженосца к нему имеются личные счеты.

– Марвиг ванг Фаберлинг, в последний раз спрашиваю. Не желаете ли заменить шлем? Если ваш турнирный шлем поврежден, мы дадим другой! – задал вопрос судивший поединок Герхард ванг Теугорлиц.

Получив вместо ответа лишь интенсивное отрицательное мотание головой, барон пожал плечами и объявил о начале поединка. Вот нашлось и четвертое обстоятельство, насторожившее Аламеза. Его соперник не хотел, чтобы кто-либо слышал его голос. Он еще не был рыцарем, чтобы давать обет молчания, следовательно, причина такой таинственности могла крыться лишь в одном. Соперник опасался, что Дарк его узнает, а значит, под доспехами скрывался вовсе не Марвиг ванг Фаберлинг, а кто-то еще, противник не только загадочный, но явно куда более опасный.

Предчувствия не обманули моррона, а логика, к сожалению, не подвела. С первой же секунды схватка пошла в головокружительном темпе, а Дарк едва успевал отпрыгивать да отклоняться от быстро летавшего по воздуху молота. Похоже, враг, несмотря на непредставительное телосложение, обладал недюжинной силой и завидной выносливостью. Он практически не отдыхал, нанося один за другим удары, каждый из которых был таким мощным, что мог не только сбить Аламеза с ног, но и снести ему голову с плеч. То, что поверх стальной поверхности тяжелого и грозного оружия было нашито несколько слоев толстой кожи, значительно смягчавшей удар, казалось еле успевавшему увертываться моррону весьма сомнительным утешением.

Дарку не оставалось ничего иного, как только скакать, подобного горному козлу, из одного угла площадки в другой и слушать, как безумствует рукоплещущая его сопернику толпа. Зрители злопамятны, они не простили моррону то, как он обошелся с их любимчиком Тильвом, да и, честно признаться, умение его нынешнего противника заслуживало бурных аплодисментов. Аламез забыл о боевом топоре, бесполезном при таком раскладе, да и щитом мало пользовался, боясь, что первый же удар молота, принятый на него, оставит на стальной поверхности внушительных размеров вмятину да и левую руку сломает. Когда удары настолько сильны, не стоит и помышлять об отражении атак, а надо молиться, чтобы ноги не подвели.

Бегать нельзя бесконечно, тем более когда место ристалища ограничено. Нечеловечески сильному противнику наконец-то удалось зажать моррона в угол, и один из последующих ударов молота непременно должен был оказаться последним. Только чудо могло спасти Аламеза, и оно, как ни странно, случилось. Барон ванг Теугорлиц вдруг остановил бой и жестом подозвал Дарка к себе.

– Юноша, вынужден сделать вам замечание, – громко произнес почетный рыцарь, так чтобы его слова услышала толпа. – Вы деретесь недостойно, как трусливый мужлан! За все время поединка вами не было нанесено ни одного удара, не отражена ни одна атака. Или вы одумаетесь и пересилите свой страх, или вы больше никогда не примете участия в состязаниях оруженосцев! Выбор за вами! А сейчас на линию и продолжайте бой!

Хоть Дарк и обещал Мартину драться попроще, но обстоятельства не оставляли ему выбора, как только провести очень коварный и рискованный прием. То, что судья прервал бой и соперники встали на исходные позиции, дало моррону второй шанс взять инициативу в свои руки и больше ее не выпускать. Только непрерывно атакуя и действуя непредсказуемо, он мог рассчитывать на успех да и на то, чтобы уйти с площадки ристалища на своих двоих, а не уползти калекой.

Едва судья дал отмашку, как Дарк, прикрывшись щитом, ринулся навстречу занесшему молот для удара по голове врагу. Когда до столкновения молота с его шлемом оставались считаные доли секунды, моррон резко изменил направление бега и отпрянул вбок. Если бы несущееся вниз оружие врага хоть вскользь задело плечо Аламеза, то ему вряд ли бы удалось удержаться на ногах, но судьба проявила к смельчаку благосклонность. Молот пролетел мимо, а уже в следующий миг край щита Дарка полоснул противника по забралу. Удар был несильным, скользящим, но он заставил врага замешкаться, а моррону дал время, чтобы пустить в ход истосковавшийся без дела топор. С жутким гулом тупое оружие опустилось на левый наплечник того, кто скрывался под именем ванг Фаберлинга, а затем тут же взмыло вверх, чтобы испытать на прочность его шлем. Однако противник каким-то чудом вывернулся из-под удара и, отпрянув на пару шагов назад, вновь занес молот. Не только Дарк, но и зрители были обескуражены, ведь даже самый могучий боец не смог бы так быстро оправиться от сокрушительного удара по ключице. Хотя бы на пару мгновений его рука должна была повиснуть плетью, но этого не случилось. Неизвестно, что подумали зрители и какие мысли пришли в голову не остановившему бой судье, но Дарк теперь точно был уверен: тот, с кем он сошелся в схватке, вовсе не человек.

«Тальберт, наверняка он! – подумал Аламез, не знавший, что вампир Тальберт Арканс к тому времени был уже мертв. – Ну, что ж, скотина, вот судьба нас и свела! Пора отомстить за убийства морронов!»

К сожалению, зачастую одного желания мало, а ярость не помогает бойцу. Аламез атаковал, метясь топором в поднятый левый локоть противника, но опоздал на какую-то долю секунды. Вместо того чтобы ударить занесенным над головой молотом сверху, враг сделал оружием быстрое круговое движение вниз и не только выбил топор, но и сильно ушиб руку моррона от локтя до самой кисти.

За спиной развернувшегося от удара вокруг своей оси и инстинктивно отпрянувшего назад Дарка раздались испуганные крики. Видимо, взмывший ввысь боевой топор полетел в сторону зрителей. Боль продлилась недолго, да и рука уцелела, обошлось без перелома, но Аламез остался без оружия, а судья почему-то не желал прекращать бой. Впрочем, последнее обстоятельство было моррону только на пользу. Пока поединок продолжался, у него еще был шанс одержать победу.

Не успел моррон опомниться, как враг подскочил к нему и нанес мощный боковой удар в шлем. Все случилось так быстро, что Дарк ни за что не успел бы увернуться, но тут произошло непредвиденное: его левая рука как будто сама собой поднялась и подставила под несущийся молот щит. На пару секунд Аламез оглох от грохота, ворвавшегося в его уши, а его онемевшее тело ощутило лишь вибрацию трясущейся стали, дрожь мышц все еще поднятой вверх левой руки, резь в пояснице и спазмы, как будто вывернутого наизнанку живота. Глазам же моррона предстала ужасающая и одновременно приковывающая взор картина – его щит, подобно стеклянному витражу, разлетелся на десяток мелких осколков.