Остальные ораторы были столь же немногословны. От речи к речи менялся лишь цвет флажка, имя судьи, отведенное на сборы время да оскорбления, которыми рыцари награждали юных соискателей титула. Поскольку Дарк вступил в строй одним из последних, то его распределили в четвертую группу, судить бои которой должен был некий фон Кервиц, судя по имени, так же, как и фон Херцштайн, выходец с далекого герканского севера.

Аламезу не повезло. Хоть на сборы бойцам его группы дали аж целых полчаса, но яшмовый флажок (так герольды почему-то называли стяг зеленого цвета) находился в самом конце поля, почти у самого берега реки. Успеть к сроку можно было лишь бегом, ведь у моррона не было слуг, которые принесли бы ему оружие. Впрочем, не только он один оказался в незавидном положении. Из-за не вовремя ушедшего в запой кузнеца многие из участников не успели вовремя поставить клеймо на оружие, так что отведенные полчаса растянулись на добрый час, а строгие судьи посмотрели на задержку сквозь пальцы. Когда правила иль законы не соблюдают многие, нарушители не наказываются…

Добравшись до телеги, Аламез с горечью обнаружил, что Октар со слугами так и не появился. В первые бои ему было с чем вступить, но тем не менее положение оставалось критическим. Любое оружие имеет дурное свойство ломаться, и без замены никак не обойтись. Если бы меч моррона сломался, а на булаве лопнул предохранительный кожух, его бы сняли с состязания, вне зависимости от того, как бы он провел предшествующие бои и насколько расположил к себе судью.

Взяв в руки оружие и закинув за спину щит, Аламез отправился в обратный путь, как нетрудно догадаться, также бегом. Он прибыл к флажку четвертым и, в отличие от остальных, даже ничуть не запыхался, чем несказанно удивил одобрительно кивнувшего ему фон Кервица.

Потянулись долгие минуты ожидания. Скучали все: и расхаживающий в задумчивости вдоль берега реки рыцарь, и сидевший на земле под флажком герольд, в чьи обязанности входило вызывать претендентов на поединки и вести учет их побед, и сами участники состязания, уже прибывшие на место и не знавшие, чем заняться. Находившимся поблизости слугам было гораздо легче: им не надо было ломать головы, как скоротать время. Разложив для своих господ по кускам мешковины оружие, они ушли к лесу и, вытащив из котомок харчи, занялись чревоугодием.

Но вот сопровождавший отряд трубач поднес свой блестящий инструмент к губам и известил о начале состязания. Засидевшиеся без дела соперники и те, кто только пришел, тут же образовали строй. Группа оказалась меньше, чем остальные – в ней всего было восемнадцать человек, что не могло не обрадовать Аламеза. Чем меньше участников, тем меньше боев и тем быстрее завершится этот кошмар, бывший всего лишь первым этапом всего состязания.

– Слушайте, господа, и не говорите, что не слышали! – оглушающее громко прокричал вышедший перед строем герольд. – Поединки ведутся на жизнь. При кровопролитии или серьезном увечье бой тут же останавливается, однако повреждение доспехов одного из состязающихся не является основанием для прекращения боя. Слово благородного фон Кервица для вас закон. Ослушавшегося судью ждет суровое наказание. Выбор оружия остается за каждым участником. Менять оружие иль щит в ходе схватки запрещается. Помощь слуг словом иль делом запрещается. Нарушитель избивается палками, а его хозяин с позором покидает состязание. Условия победы: сбить противника наземь, вытеснить его за границу площадки, обозначенной малыми флажками, иль выбить из рук оружие. В иных случаях победителя и проигравшего определяет благородный фон Кервиц. Проигравший единожды в последующие бои не вступает и покидает состязание без позора. Четверо самых сильных и стойких из вас допускаются к следующему этапу состязаний, который будет проводиться возле судейского шатра и начнется в три часа после полудня. От имени моего господина, его сиятельства графа Дюара, желаю вам доброй стали в руках и пламени в сердце!

«Красиво, хоть и напыщенно!» – отметил про себя Дарк, весьма обрадованный тем, что услышал. Претендентов всего восемнадцать, а остаться должно четыре. Это значило, что моррону нужно победить лишь в двух боях. При самом неблагоприятном стечении обстоятельств, то есть если он в первом же поединке сломал бы меч, у него оставалась в запасе еще булава. Ко второй половине дня, ко второму этапу состязания в его распоряжение всяко уже имелся бы полный арсенал помеченных турнирным клеймом мечей, секир да булав.

– На первый поединок вызываются… – стал читать по списку герольд, которого Аламез слушал лишь вполуха.

Своего нового имени моррон никак бы не пропустил, знать, какие имена носили соперники, ему не хотелось, впрочем, любоваться тем, как юные бойцы наскакивают друг на друга – тоже. Несмотря на шум и гвалт, воцарившиеся вокруг, игнорируя выкрики и лязг сталкивающейся стали, моррон сел на землю и, закрыв глаза, стал представлять небо, голубое, безоблачное, приносящее чистоту в мысли и покой в душу.

– На четвертый поединок вызываются высокородный Дитрих фон Херцштайн и высокородный Гуго ванг Адельверг! – вырвал Аламеза из неги приятного забытья уже изрядно похрипывающий голос герольда.

Поскольку поединки велись не между рыцарями, выполняющий обязанности глашатая герольд позволил себе не называть мест, из которых прибыли претенденты. Впрочем, это была совершенно излишняя информация. К тому моменту ряды участников уже основательно поредели. Трое потерпевших поражение бойцов понуро плелись по дороге в сопровождении слуг, тащивших на себе покореженную броню, а трое победителей решили перед следующим выходом отдохнуть от тяжести стали и блаженно растянулись на траве в одном лишь мокром от пота нижнем белье.

Быстро поднявшись на ноги, Аламез надел на голову шлем для пеших боев (с сеткой из толстых прутьев вместо забрала), взял булаву вместе со щитом и вышел на линию боя. Турнирный одноручный меч был неуклюж, и Дарк решил биться им лишь в крайнем случае, когда и если сломает булаву.

Гуго ванг Адельверг оказался рослым, широкоплечим парнем, наверняка способным ломать ударом ноги молодые деревца и таскать на плечах трехлетку-быка. Соперник был, бесспорно, грозен, но по сравнению с орком, наверное, выглядел бы недокормленным хиляком, замученным скоромной едой да постами. Чтобы устрашить противника, Гуго рычал и потрясал в руках секирами.

«Болван даже не понимает, что незаточенные турнирные секиры почти бесполезны против щита. Видать, решил пользоваться ими как дубинами!» – рассмеялся про себя Дарк, не испугавшийся ни внушительных габаритов противника, ни его звериного рыка.

– Готовы? – спросил судья, но, даже не подумав дождаться ответа, выкрикнул: – Начали!

Громила остается всего лишь громилой, даже если его одеть в доспехи. Зарычав еще громче и замахнувшись секирой в правой руке, ванг Адельверг с места ринулся на врага и сам не понял, как очутился на земле, а стальной башмак Аламеза надавил ему на затылок. Не только Гуго, но и большинство присутствующих не успели заметить, какой коварный прием провел хитрец фон Херцштайн, хоть, по большому счету, и замечать-то было нечего. Дарк всего лишь сделал шаг навстречу бегущему сопернику, преклонил колено, как делают рыцари, целуя меч, святую реликвию иль краешек дамского платья, и выставил вперед под углом щит, защищая голову от удара вражеских наколенников. Эффект получился тот же, как если бы разогнавшемуся быку бросили под ноги бревно. Гуго с разбега налетел на живое препятствие, но поскольку из-за высокого роста силача центр тяжести его тела находился гораздо выше точки соприкосновения, то не смел противника с пути, а просто перелетел через него и распластался по земле. Аламез же не был великодушен и не дал противнику подняться.