Пламя бушевало неистовыми волнами; языки огня, словно адские танцовщицы, в безумной пляске сносили все на своем пути, изгибались пылающими дугами от стены до стены, крутили сальто на мебели, катились кубарем по коврам и кафелю. Их сияние слепило и зачаровывало, алый цвет переливался в пурпур, мерцающий золотой сердцевиной. Танцовщицы тянули руки к небесам, совершая жертвоприношение смерти – с их ладоней струился чернильный дым, заволакивая потолки и медленно сползая по углам, чтобы заполнить все пространство своим смертоносным дыханием.

«Языки пламени – это горгоны, – поняла Лудивина, – горгоны, присланные дьяволом».

Несмотря на все усилия, ей не удавалось пошевелить даже рукой. Тело не отзывалось. Она была полностью парализована.

И ослеплена. Какой яркий свет… Как полыхает…

Что-то коснулось ее спины там, куда еще не добрался огонь. Она была не одна. Дьявол не ушел! Лудивина позвоночником чувствовала его присутствие – он склонился над ней. Все самые абсурдные сказки о Сатане всплыли в памяти, все, что она читала о его коварстве и похоти. Лудивина поняла, что он намерен воспользоваться ее беспомощностью. Она лежала голая, на животе, в его власти. Он собирался ее изнасиловать. Проникнуть в нее и бросить семя, как предрекал отец Ватек, чтобы семя могло пустить корни и прорасти, чтобы развратить ее душу, чтобы медленно, но верно направить ее на свой путь, и тогда она тоже будет сеять хаос, повинуясь собственным темным желаниям.

Сердце Лудивины колотилось как бешеное, ей уже не хватало воздуха.

И вдруг пламя исчезло. В мгновение ока рассеялись в пространстве адские танцовщицы, реальность вернулась, слегка раскачиваясь. Лудивина почувствовала тепло своей крови на лице.

Она с трудом открыла глаза и сразу зажмурилась, ослепленная ярко горящими лампами ванной комнаты.

Ее трясло от холода. Сколько времени она тут провалялась?

До Лудивины дошло, что она потеряла сознание, вылезая из ванны. И сразу захотелось свернуться в углу калачиком, чтобы защититься от мира.

Пол был ледяной. И наверняка она лежала без сознания очень долго. В голове гудело, но она сразу попыталась сосредоточиться на ощущениях в теле, особенно внизу живота. Ее изнасиловали?

Она ничего не чувствовала.

Желудок скрутило спазмом так, что Лудивина согнулась пополам, кривясь от боли. Наконец прорезался голос – хриплый, но все-таки. Она зарычала и ухватилась за край раковины, чтобы выпрямиться.

Отражение ее лица медленно всплывало в зеркале. Кровь засохла, превратившись в боевую маску с отверстиями для глаз и рта. Левый висок представлял собой месиво из волос и кровавых сгустков.

Дьявол не убил ее. Нет.

Он даровал ей пощаду.

* * *

Размеренное дыхание Сеньона успокаивало.

Лудивина сосредоточилась на вдохах и выдохах друга.

Она сидела на краю кровати в своих пижамных штанах из Victoria’s Secret и хлопковом пуловере. Голова раскалывалась, висок холодил пакет со льдом.

– Я позвонил Леманну, – тихо сказал Сеньон. – Подумал, пусть лучше тебя осмотрит кто-нибудь знакомый.

– Не надо меня осматривать – и так заживет.

– Лулу, не говори глупостей.

У них за спиной работала целая толпа коллег из ОР – они проводили тщательный осмотр квартиры под руководством Магали, привычно сдувавшей черную челку со лба. Ребята из ее команды – Бенжамен, бритый наголо сорокалетний жандарм, и Франк с седыми усами – тоже были на месте. Явился и криминалист-координатор Филипп Николя собственной персоной – примчался в час ночи лично собирать материал для экспертизы, едва узнал новость. Сейчас он обрабатывал бортик ванны кисточкой с черным порошком на предмет отпечатков пальцев. Даже не успел надеть рабочий халат – был в одной из своих любимых ярких рубашек и кашемировом свитере из брендовой коллекции Эрика Бомпара, накинутом на плечи и с завязанными на груди рукавами. Из кармана рубашки торчали солнечные очки, как будто он собирался не в ночную смену, а на Лазурный Берег в полдень. Знакомые лица вокруг успокоили Лудивину. Ей сейчас просто необходимо было оказаться среди своих.

– Он… – неловко начал Сеньон, – он тебя…

– Нет. Кажется, он ко мне даже не прикоснулся ни разу. Разве что палец к губам приложил, чтобы молчала, но я и в этом не уверена. Мать его! Как же голова болит…

– И ты совсем не помнишь его лица?

– Нет. Ничего не помню.

– Он что, не поворачивался к тебе лицом?

– Поворачивался. Но, по-моему, на нем была маска. Точно сказать не могу. Думаю, что он… Нет, не помню. Это, наверно, из-за удара по голове. Прости.

На самом деле Лудивина не находила слов, чтобы описать то, что она действительно помнила. Как сказать о том, что она своими глазами видела дьявола? Все примут ее за сумасшедшую и сошлются на временное помешательство из-за удара в висок. Не исключено, что так и есть. Лудивина уже не знала, что думать. Она была опустошена и измучена до предела, все тело ломило. Может, это эффект какого-то наркотика? Чувствовала она себя отвратительно, тошнило, как наутро после попойки, на языке был неприятный привкус. Однако специалисты, проводившие токсикологический анализ трупов, высказались категорически: в крови ничего особенного не обнаружено; кроме того, на телах жертв, умерших от страха, не было следов от уколов – доктор Леманн это подтвердил, и то же самое он скажет, когда осмотрит ее саму. Значит, дело не в наркотике. А в чем тогда? Что она видела?

Лудивина верила в дьявола не больше, чем в Бога.

Но рационального объяснения у нее не было.

– Ты знаешь, как он вошел? – спросил Сеньон.

– Открыл замок отмычкой, – ответила за Лудивину Магали, возникшая на пороге комнаты. – Вокруг замочной скважины остались царапины.

– А в подъезд он как попал? Там электронный замок с кодом, он должен был провозиться у двери минут десять как минимум и наверняка привлек чье-нибудь внимание, – вслух понадеялся Сеньон.

– Да ладно! Как подобает правильному извращенцу, он должен был купить ключ Т-10 в Интернете – такая штука открывает замок любого подъезда в любом жилом доме. А если он совсем уж не дурак, мог найти и бейдж «Виджик», это не так трудно, если знаешь, где искать. Сейчас весь Интернет завален учебниками и методичками по взлому – рай для воров.

– Филипп снял отпечатки с косяков и дверей? – обеспокоенно поинтересовался Сеньон.

– Конечно. Отпечатков там тьма тьмущая, он проверит, все ли принадлежат Лудивине. Лулу, ты не помнишь, на том человеке были перчатки?

– Вроде бы нет. Он был… с обнаженным торсом, кажется. Я вообще плохо все помню, картинка в голове какая-то… мутная.

Воспоминания у нее действительно сохранились нечеткие, как фильм на скачущей заезженной пленке. Память словно никак не могла настроить фокус.