— Не угодно ли мужчинам оставить нас, — вежливо произнесла повитуха.

Судя по весьма приличному платью, она была женой или дочерью купца. Прожитые годы оставили свой след на ее лице, но она все еще была свежа и привлекательна: миниатюрная, с маленькими деликатными ручками с коротко подстриженными ногтями.

Джироламо взял под руку явно раздосадованного доктора, вывел его в коридор и закрыл дверь.

Повитуха поглядела на меня и спросила:

— Ты не подержишь лампу, мадонна? Мне потребуется помощь, чтобы как следует осмотреть больную.

Я сейчас же взялась за лампу, мечтая хоть чем-нибудь помочь.

Повитуха наклонилась над Катериной и заговорила:

— Ваша светлость, меня зовут Флора. Я сделаю все возможное, чтобы ваше дитя пришло в мир и осталось с нами, но для начала должна осмотреть вас. Иногда будет больно, но я стану предупреждать об этом.

Катерина открыла глаза, выслушала повитуху и кивнула, соглашаясь. Она снова зажмурилась, пока опытные пальцы донны Флоры осторожно ощупывали ее. Вдруг шерстяная рубаха на животе Катерины взметнулась.

— Какой у вас сильный ребенок, мадонна, — рассмеялась Флора. — Он стучится в дверь и просит впустить его. Сколько месяцев длится беременность, мадонна?

— Мне кажется, уже все десять, — прошептала Катерина.

— Не тревожьтесь, мадонна, у нас есть способ поторопить ленивца. — Флора подняла подол шерстяной рубахи моей госпожи, продолжая отвлекать ее внимание разговором: — Я сдвину рубашку, мадонна…

Ни на минуту не умолкая, повитуха жестом велела мне поднять лампу повыше, затем широко раздвинула белые ноги Катерины, подсунула ей под бедра подушку и сказала:

— Вот сейчас вам придется проявить отвагу. Я начну как можно осторожнее, но мне придется погрузить внутрь всю руку, чтобы понять, как лежит ребенок. Будет лучше, если вы согнете колени.

Катерина сделала так, как велела повитуха. Донна Флора открыла банку с какой-то душистой мазью, старательно натерла ею руки, махнула мне, чтобы я поднесла лампу еще ближе, и наклонилась над разведенными ногами роженицы.

Донна Флора действовала умело и осторожно. Она провела беглый осмотр, затем взглянула на Катерину, которая лежала с закрытыми глазами.

— Вот сейчас будет немного больно, — сказала Флора, и моя госпожа еще сильнее зажмурилась и стиснула зубы.

Неспешный, осторожный осмотр длился несколько минут, показавшихся мне бесконечными. Катерина сначала стонала, затем заскрежетала зубами.

Не вынимая руки из утробы, Флора заговорила:

— Воды еще не отходят, однако ребенок опустился. К несчастью, он идет не головой вперед, а ногами. Когда начнут отходить воды, я постараюсь развернуть его в нужное положение. Даже если не получится, я благополучно приняла не один десяток детей, рождавшихся вперед ногами. Просто всем нам придется потрудиться несколько больше. Если вы готовы к родам, ваша светлость, я помогу их ускорить.

Катерину скрутила очередная судорога, ее лицо исказилось, и она выдохнула:

— Побыстрее!

Флора принялась за дело. Котел уже стоял на огне. Как только вода закипела, повитуха вынула из большого черного мешка, лежавшего в углу, какие-то травы, положила их в чашку и залила кипятком.

Катерина медленно выпила отвар. Минут через десять, когда она сделала последний глоток, Флора забрала у нее чашку.

— Теперь, мадонна, ложитесь так же, — велела она, и мы помогли Катерине опуститься на матрас и развести ноги. — Будет больно, — предупредила Флора.

Так оно и вышло. Повитуха запустила пальцы в утробу графини и начала резко крутить ими, отчего Катерина громко вскрикивала. Не вполне довольная результатом, Флора погружала ладонь в утробу еще дважды.

— Ну вот, — произнесла она наконец. — Простите, что причинила вам боль, но теперь процесс пойдет быстрее.

Она протянула Катерине еще одну чашку отвара. Моя госпожа выпила его, заметно опьянела и уже не так сильно ощущала боль.

— А теперь прогуляемся, — бодро сказала Флора.

Мы вдвоем подняли Катерину с постели и поставили на ноги. Закинув одну руку на плечи мне, другую — Флоре, она сумела доковылять от кровати до балконной двери, затем обратно, несколько раз останавливаясь, когда схватки делались особенно сильными.

Мы в очередной раз добрели до постели, и Катерина взмолилась:

— Положите меня. Я больше не могу ходить. Дайте мне отдохнуть…

— Еще разок, — твердо возразила Флора.

Она упорствовала не зря. Мы развернулись к балконной двери и сделали пару шагов.

Тут Катерина замерла, взглянула на меня широко раскрытыми глазами и сказала:

— У меня по ноге течет.

Флора опустилась на колени, заглянула под рубаху моей госпожи, поднялась, улыбнулась и пояснила:

— Воды отходят, мадонна. Вот теперь я смогу развернуть младенца. Надо вернуться в постель. Сейчас нам предстоит самое трудное.

Катерина снова легла, раздвинула ноги и согнула колени, а я принялась светить Флоре, на лице которой была написана твердая решимость. Графиня закусила губу, когда повитуха погрузила внутрь ее всю ладонь, и окаменела, когда рука Флоры ушла еще глубже. Повитуха хмурилась, кусала губы, снова и снова пыталась сдвинуть неродившееся дитя.

Наконец она поглядела на меня и приказала:

— Дай мадонне еще настоя, да покрепче. Ваша светлость, мне очень жаль, но я не смогу развернуть младенца одной рукой. Давайте устроим вас поудобнее.

Пока она занимала роженицу разговором, расспрашивая о старших детях, я наблюдала, как зрачки Катерины становились все шире и шире. Ее глаза из синих превратились в почти черные.

Прошло несколько минут, и Флора сказала:

— Приступим, мадонна. Когда станет совсем больно, выдыхайте как можно сильнее.

Невероятно, но повитуха запустила в утробу Катерины обе руки. Когда она развернула ладони на девяносто градусов, моя госпожа пронзительно закричала.

Флора тяжело дышала — очевидно, ее работа требовала не только деликатности, но и немалой силы. Она снова и снова бралась за что-то руками и разворачивала, а Катерина жалобно вопила.

Наконец донна Флора вынула руки и сказала роженице:

— Мадонна, вот теперь головка младенца расположена правильно. Надо еще прогуляться.

Мы прогулялись. На этот раз Катерина ощущала настоящие схватки. Мы воодушевились и всю ночь водили ее от окна к кровати. Наконец графиня обессилела настолько, что уже не могла сделать ни шагу.

К рассвету Катерина так измучилась, что не могла даже сидеть. Она произвела на свет уже троих детей, и роды ни разу не длились больше шести часов. Теперь же прошло целых двенадцать, а головка до сих пор не показалась. Хуже того, ребенок замер.