Он закусил губу. Конечно, сегодня утром он слишком расстроен, иначе ему никогда бы не пришло в голову глупое подозрение, оскорбившее ее.

Маркиз очень низко поклонился.

– Мадемуазель, простите, что я задал вам подобный вопрос. Вы дали более полный ответ, чем я смел надеяться.

Он замолчал, ожидая, чтобы она продолжила разговор. Некоторое время Алина сидела молча, в растерянности, на белом лбу обозначилась морщина, пальцы нервно барабанили по столу. Наконец она ринулась в бой:

– Сударь, я пришла, чтобы умолять вас отложить поединок.

Она увидела, что его темные брови приподнялись, а красивые губы тронула полная сожаления улыбка, и торопливо продолжала:

– Какую честь может принести вам подобная встреча, сударь?

Это был тонкий удар по фамильной гордости, которая, как она полагала, преобладала у маркиза над всем прочим и которая столь же часто заставляла его совершать ошибки, как и поступать правильно.

– Мадемуазель, я ищу тут не чести, а справедливости. Я уже объяснил, что не я добивался этого поединка. Мне его навязали, и честь не позволяет мне отказаться.

– Но если вы пощадите его, разве это нанесет урон вашей чести? Сударь, никто не подумает усомниться в вашей храбрости и неверно истолковать ваши мотивы.

– Вы ошибаетесь, мадемуазель. Разумеется, мои мотивы будут превратно истолкованы. Вы забываете, что за прошлую неделю этот молодой человек приобрел определенную репутацию, из-за которой не каждый отважится на поединок с ним.

Она отмела этот довод чуть ли не с презрением, считая его хитрой уверткой.

– Да, но к вам это не относится, господин маркиз.

Ее уверенность польстила ему, но под сладостью таилась горечь.

– Позвольте заверить вас, мадемуазель, что и я не исключение, но дело не только в этом. Поединок, который навязал мне господин Моро, – лишь кульминация затянувшегося преследования.

– Которое вызвали вы сами, – прервала она. – Будьте справедливы, сударь.

– Надеюсь, мне не дано быть иным.

– Тогда вспомните, что вы убили его друга.

– Тут мне не в чем себя упрекнуть. Меня оправдывают обстоятельства, а последующие события в этой обезумевшей стране подтверждают мою правоту.

– А то, что… – Она запнулась и отвела от него взгляд. – То, что вы… вы… А мадемуазель Бине, на которой он собирался жениться?

С минуту маркиз смотрел на нее в полнейшем изумлении.

– Собирался жениться? – повторил он недоверчиво, даже с испугом.

– Вы не знали?

– А откуда это знаете вы?

– Разве я не сказала, что мы с ним – как брат и сестра? Я пользуюсь его доверием. Он рассказал мне об этом до того… до того, как вы сделали этот брак невозможным.

Он смотрел в сторону, и во взгляде его были волнение и печаль.

– Этим человеком и мной словно играет рок, – произнес он медленно и задумчиво, – который ставит нас поочередно на пути друг у друга. – Он вздохнул, потом снова повернулся к ней: – Мадемуазель, до этого самого момента я ни о чем не подозревал. Но… – Он остановился, подумал и затем пожал плечами. – Если я причинил ему зло, то сделал это неумышленно, и было бы несправедливо обвинять меня. Во всех наших действиях значение имеет лишь намерение.

– Да, но разве это не меняет дела?

– Нисколько, мадемуазель. То, что я узнал сейчас, все равно не послужит мне оправданием в случае, если я уклонюсь от неизбежного. Да и что могло бы оправдать меня больше, нежели боязнь причинить боль моему доброму другу – вашему дяде, и, возможно, вам, мадемуазель.

Внезапно она встала и выпрямилась, глядя маркизу прямо в лицо. Отчаяние вынудило ее использовать козырную карту, на которую, как она считала, можно положиться.

– Сударь, – сказала она, – сегодня вы оказали мне честь, выразив определенные… определенные надежды…

Он взглянул на нее чуть ли не с испугом. В молчании, не смея заговорить, он ждал продолжения.

– Я… Я… Пожалуйста, поймите, сударь, что если вы не откажетесь от той встречи… если вы не отмените ваше свидание в Булонском лесу завтра утром, то вы не сможете никогда больше касаться этой темы и видеть меня.

Она сделала все, что могла, изложив дело подобным образом, – теперь был его черед, и ему оставалось лишь сделать предложение.

– Мадемуазель, вы не хотите сказать, что…

– Да, сударь, и это окончательное решение.

Он взглянул на нее страдальческими глазами, и никогда еще его красивое мужественное лицо не было таким смертельно бледным. Протестуя, он поднял руку, которая дрожала, и быстро опустил, чтобы Алина ничего не заметила. Так длилось краткое мгновение, пока в нем шла битва между желаниями и требованиями чести, – он сам не сознавал, какую роль играла в этой борьбе мстительность. Отступление означало позор, а позор был для него немыслим. Она просит слишком многого, не понимая, что это безрассудно и несправедливо. Однако он видел, что разубеждать ее бесполезно.

Это был конец. Даже если завтра утром он убьет Андре-Луи Моро, на что он неистово надеялся, победа все равно останется за тем даже после смерти.

Он поклонился, и во взгляде его выразилась глубокая печаль, переполнявшая сердце.

– Мое почтение, мадемуазель, – прошептал он и повернулся, чтобы уйти.

Испуганная Алина в смятении отступила назад, прижав руку к груди.

– Но вы же не ответили мне, – в ужасе проговорила она ему вслед.

Остановившись на пороге, маркиз обернулся. Из прохладной полутьмы зала она увидела его изящный черный силуэт, который вырисовывался на фоне ослепительного солнечного света, – это воспоминание будет преследовать ее, как кошмар, в ужасные часы, которые ей предстоит пережить.

– Что вы хотите, мадемуазель? Я только избавил себя и вас от боли отказа.

Он ушел, оставив ее подавленную и негодующую. Алина опустилась в огромное малиновое кресло и уткнулась лицом в ладони. Она пала духом, лицо горело от стыда и волнения. С ней случилось невероятное. Ей казалось, что эта унизительная сцена никогда не изгладится из памяти.

Господин де Керкадью написал письмо.

Крестник! – начал он без всяких эпитетов. – Я с болью и негодованием узнал, что ты вновь опозорил себя, нарушив данное мне обещание воздерживаться от политики. Еще больше я возмутился, узнав, что всего за несколько дней твое имя стало притчей во языцех, что ты сменил оружие ложных, коварных доводов, направленных против моего класса, которому ты всем обязан, на шпагу убийцы. Мне стало известно, что на завтра у тебя назначено свидание с моим добрым другом господином де Латур д’Азиром. Происхождение налагает на дворянина определенные обязательства, которые не позволяют ему уклониться от дуэли. Что касается тебя, то человек твоего класса может отказаться от поединка чести, не принося при этом никаких жертв. Твоя ровня, очевидно, сочтет, что ты проявил похвальное благоразумие. Поэтому я прошу тебя – а если бы считал, что все еще имею над тобой власть, на что был бы вправе рассчитывать после своих благодеяний, то приказал бы: не дай зайти этому делу слишком далеко и откажись от завтрашней встречи. Поскольку твое поведение показало, что мне нечего надеяться на твое чувство благодарности и ты можешь не выполнить мою настоятельную просьбу, я вынужден добавить, что, если ты завтра останешься в живых, я навсегда забуду о твоем существовании. Если в тебе осталась хоть искра привязанности ко мне, о которой ты заявлял, и если ты хоть немного ценишь чувства, которые продиктовали мне это письмо (несмотря на все, что ты сделал, чтобы их убить), ты не откажешься выполнить мою просьбу.