Он, признаться, до сих пор считал, что легенды — это вceгo лишь легенды. В Академии разработали несколько гораздо более вероятных гипотез появления Лаэссэ, нежели древние предания.

— Магистр…

Фина в явном раздражении щёлкнула пальцами, и на колени к Тэйону упала тяжёлая, старинная книга.

— Если вам интересна история, посетите библиотеку, сокол! В конце концов, книги для того и нужны, чтобы искать в них знания. Только верните мне её потом.

Тэйон сильно сомневался, что фолиант, который он взял в руки, можно было найти в любой из библиотек Лаэссэ. С почтением завернув старинный кожаный том в свою мантию, он дал себе мысленное обещание первым делом по возвращении домой включить в завещание приказ наследникам непременно отнести книгу обратно ди Минерве, будет его убьют раньше, чем он сам успеет это сделать. Гуляющие по Академии слухи утверждали, что Совёнок была крайне изобретательна в проклятиях, которые падали на студентов, не вернувших ей одолженную литературу.

Но не все ответы можно было найти в древних сказаниях. Даже таких, как это.

Магистр Алория тоскливо подумал, что на полюсе сейчас, должно быть, жутко холодно. И настойчиво продолжил:

— Нарунги имеют божественную природу? Или полубожественную? Демоническую? — Его голос прозвучал так, будто он спрашивал о вкусе чая или о погоде в Океании. Цивилизованно. Обыденно.

Совёнок перелистнула страницу. Подняла голову. Снова нашла глазами верхнюю строчку, неуверенно поёрзала. Желание погрузиться в мир слов, знаков и собственных мыслей, отгородиться от необходимости с кем-то общаться, кому-то отвечать явно боролось с… вежливостью? Нет, вряд ли. Видевшие бег веков чародейки, чувствующие себя со своей силой не менее комфортно, чем с собственной кожей, не тратят энергию на такие навязанные окружающими глупости, как правила приличия. Они слишком самодостаточны. Если Тэйон до сих пор не был отправлен на другой конец Паутины, то скорее потому, что магистра ди Минерве на его вопросы заставлял отвечать какой-то внутренний императив. Чувство долга?

— Нарунги… между, — Фина взмахнула рукой, и стул под ней, наконец не выдержав, с грохотом упал на пол. Сама госпожа профессор, однако, даже не заметив этого, осталась сидеть на воздухе всё в той же позе взъерошенной совы. — Они разругались с остальными и заключили Договор, по которому никто не будет трогать их игрушку, пока они с нею возятся.

Тэйон прикрыл глаза. Слово «игрушка» звенело в его ушах, заглушая тоскливый вой, издаваемый словом «остальные», а тренированный и дисциплинированный разум мага, полностью отдавая себе отчёт, что есть вещи, которые лучше не знать и не понимать, уже исследовал новую информацию, делая невесёлые выводы.

— А вы? — тихо спросил он.

— Напросилась в гости на пару столетий, а потом у потомков Вирента не хватило наглости указать мне на дверь, — хмыкнула Совёнок.

Вирент Нарунг Менестрель. Что ж, ещё одна тайна раскрыта — теперь Тэйон мог хотя бы приблизительно сказать, сколько веков прожила в маленьком домике в центре города эксцентричная волшебница.

Дольше, чем отмерено обычной полуэльфийке.

Фина ди Минерве вдруг отложила книгу, сняла очки и устремила на него жёлто-карий, почему-то переставший казаться подслеповатым взгляд. Магистр Алория с запоздалой осторожностью подумал, а не задал ли он на один вопрос больше, чем следовало.

Глаза толстенькой волшебницы оказались по-эльфийски удлинёнными и куда более древними, куда более пронизывающими, чем можно было вынести без содрогания. Тэйон укрепил барьеры своего восприятия, не желая теперь, лишённый душильником всякой защиты, увидеть, что же скрывалось за этими печальными совиными очами.

— У вас очень интересное кресло, магистр, — сказала Фина, и невнятная речь, смешивающая слова и обороты множества языков и времён, исчезла, оставив безупречно правильный, стилистически завораживающий древнехалиссийский. Грамматическая форма обращения расставила их в иерархической лестнице как «могущественную и нейтральную (без указания клана)» и «мага и мудреца, отца клана (сокола, не истинного)». — Я в своё время сомневалась, не стоит ли уничтожить его, изъяв ваши воспоминания о создании подобного артефакта. Некоторые знания слишком опасны, чтобы выпускать их в мир. А потом решила, что вы сумеете распорядиться ими с… осмотрительностью.

Правильной реакцией, мудрой реакцией, реакцией, способствующей выживанию, было бы в этот момент испугаться. Но Тэйон остался холоден и сосредоточен, и только огненные всполохи возбуждения, всегда предшествовавшего словесным столкновениям с особенно интересными противниками, в том числе и политическими, расцвечивали льдисто-серую отстранённость.

— Придумано… слишком много способов блокировать стихийную магию, Совоокая, — контролируя голос как на сборе глав кланов или царском Совете, заметил он.

— Но не все знают, как блокировать естественные законы природы. Хотелось бы, чтобы так оно и осталось. Нет ничего страшного, если лаэссэйские маги научатся накладывать чары, лишающие веса, — вслепую, повторяя чужое открытие и не зная, в чём оно заключается. Но понимание сути антигравитации им пока лучше не давать.

Он ограничился сдержанным кивком, и это не было трусостью. Мастер ветров слишком отчётливо осознавал расстановку сил, чтобы позволить себе глупые выступления. «Не подкреплённая мощью клана гордость — удел глупцов, неспособных познать уважение».

Совёнок потянулась за лежащей на воздухе книгой, затем, точно вспомнив о чём-то, вновь повернулась к Тэйону.

— Передайте ясному князю… — Мир завис на мгновение в равновесии, в хрупкой гармонии тишины перед грозящей разразиться бурей. И буря грянула: — ОН ИЩЕТ ЗЕРКАЛО, НО ДОЛЖЕН БЫТЬ ОСТОРОЖЕН С ТЕМ, ЧЕМУ ПОЗВОЛИТ В НЁМ ОТРАЗИТЬСЯ. ОПАСНО, ПРИДУМЫВАЯ ЕЁ, СЛИШКОМ ДАВАТЬ ВОЛЮ ВООБРАЖЕНИЮ.

Не было ни предупреждения, ни борьбы, ни сопротивления. Поток силы, более странной, чем ему когда-либо приходилось встречать, более сложной и завораживающей, чем как он считал до этого момента, это вообще возможно, накрыл мага. Не было даже мысли о защите, не осталось ни иллюзии, ни тени привычного высокомерия. Он принял. Он растворился. И тем самым он не дал своему Я оказаться развеянным под мимолётным дыханием высших сил.

Свет падал сверху и снизу, слева и справа, из-за спины и спереди. Свет взрезал тонкими лезвиями клубящиеся туманы, и Тэйону казалось, что он находится в мире, сотканном из чистого света, из мерцающих разноцветных лучей, прошедших сквозь магические лаэссэйские витражи и ставших могучими, ставших разумными, ставших волшебными.

Лучи света сплетались, перекликаясь музыкальными гармониями и накладывающимися друг на друга причудливой формы волнами. Лучи света создавали аккомпанемент.

И под него, под эту слышимую не ухом, а нутром музыку, танцевала женщина.

Высокая и низкая, серебристо-светлая и антрацитово-чёрная, с волосами короткими и длинными, светлыми и тёмными… Призрачные крылья метались вокруг тела, сплетаясь с прядями волос, с движением когтистых кистей, с изгибами тела. Она менялась и в то же время оставалась неизменной. Она была собой и в то же время суммой бесконечного множества. Она…