Сбитый с толку Хантер приложил трубку к уху и рявкнул первое, что пришло на ум:

— Слушаю вас, говорите!

— Майор Аврамов, — раздраженно прозвучало в ответ. — Что там, к дьяволу, у вас творится? — Бугай нахрапом наехал на собеседника.

— Мушавер Аврамов! — привычно перключил тумблер в «положение Д» невидимый собеседник, припомнив текст и даже интонации публичного обращения душманов к окруженной группе шурави на берегу Вари-руд. — Ви есть окружение! Здавайса! Ми будим тибе ивместе с Шекор-туран кишка випускать, пичьонка рэзать и кармит наш афганский саг!

— Саня, твою дивизию! — возопил в ответ Бугай, да так, что, казалось, трубка взорвется от его децибел. — Ты, что ли, «на югах», у Тайфуна? Ну и дела! Я вечерком подскочу к вам. — Спецназовец мигом перешел к сути дела. — Где Чабаненко ошивается я примерно знаю, так что ждите! Без меня не напивайтесь! — схохмил гигант, как всегда, пренебрегая правилами СУВ[113].

— Ну вот, почти все вопросы решены. — Тайфун привычно навел порядок на столе. — А майор Иванов Виктор Ефремович — это, между прочим, твой нынешний прямой начальник, командир отдельного десантно-штурмового батальона. И клянусь тебе, Саня, — дня не прошло, чтобы он мне не парил мозги: где Петренко да подай ему Петренко! У меня от него уже просто «диарея путешественника» скоро начнется!

— Разрешите, Павел Николаевич? — В кабинет без стука ввалился добродушного вида коренастый майор-десантник лет тридцати пяти. Его появление сопровождал изрядный душок спиртного перегара. — Так я все-таки хочу поинтересоваться — где же, в конце концов, этот наш-ваш неуловимый…

Вопрос завис в духоте кабинета, поскольку майор обнаружил в кабинете не только спецпропагандиста, но и незнакомого офицера в «песочке».

— Товарищ майор! — Хантер, сделав шаг к комбату, подбросил правую руку к лихо заломленному берету. — Старший лейтенант Петренко! Представляюсь по случаю назначения на должность заместителя командира отдельного десантно-штурмового батальона по политической части! Здравия желаю! — Он резко уронил руку, которую тут же снова пришлось протянуть, чтобы обменяться рукопожатиями с новым командиром.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Чабаненко, поднимаясь со стула, как и положено во время старого воинского ритуала представления, который насчитывает уже больше двух столетий. — Но ты, Виктор Ефремович, — майор притормозил проворного комбата, — все-таки, как учит нас Пуштунвалай, не спеши, не спеши, не спеши! Я знаю, что ты без замполита замучился, что дел в батальоне по горло, но я тебя уже изучил — начнешь грузить на него всякую всячину, а старший лейтенант такой, что уже сегодня вечером с первым же попавшимся взводом в засаду рванет. Поэтому давай договоримся так — я сейчас представлю его командованию бригады, а уж потом передам тебе. Только учти — сегодня вечером он будет занят, поэтому ты уж не озадачивай его сверх положенного, ладно?

— Ладно! — мгновенно повеселел комбат. — А ты, комиссар, я вижу, молоток! — хлопнул майор новоиспеченного заместителя по плечу. — И видок у тебя — что надо! — Он показал большой палец. — Значит, тогда — я у себя в расположении! — бросил комбат на прощание.

— Отличный командир и мужик первоклассный, — охарактеризовал посетителя Тайфун, едва стих шум шагов за дверью, — в Афган прибыл практически сразу после академии. Один имеет недостаток, — спецпропагандист звучно щелкнул по кадыку. — Ты знаешь, я и сам иногда бывал несколько не умерен, но Иванов, к сожалению, частенько перебирает с этой… с горькой настойкой… Ну, хватит разговоров — пора к начальству!

Чабаненко стремительно поднялся и, прихватив автомат с допотопным «веслом», решительно направился к выходу. Хантер последовал за ним.

Ритуал представления на этот раз прошел без всяких эксцессов, не то что девять месяцев назад. О старшем лейтенанте Петренко в штабе уже кое-что знали со слов Тайфуна и ждали его с нетерпением, потому что десантно-штурмовой батальон уже много недель жил, служил и воевал без замполита. Прежнего, майора G., которого подвела жадность, пришлось досрочно отправить в Союз, спасая тем самым от суда и следствия. Собеседования оказались далеко не такими дотошными, как те, что когда-то проводили полковник Ермолов и подполковник Ветла, да и угрожать Хантеру, как попытался это сделать при первых шагах по афганской земле Монстр, никто не пытался.

Комбриг, подполковник Никулин, произвел замечательное впечатление — деловитый, активный, собранный, он словно был создан для войны; возможно, поэтому с первых же минут их знакомства между офицерами возникло взаимопонимание. Сыграл свою роль и молодцеватый Хантеров вид.

Начальник политотдела бригады, подполковник Елавский, на первый взгляд суховат, но прост в обращении. Главное — никто здесь не задавал идиотских вопросов и не пытался проверять знание руководящих партийных документов, понимая, что в проклятом «осином гнезде» для замкомбата ДШБ важнее всего уметь воевать и беречь жизни подчиненных.

Все это приятно удивило старшего лейтенанта, который втайне уже готовился ко всяческим каверзам и подначкам.

Однако в эйфорию впадать не следовало. Поэтому внутренне Хантер исподволь готовился к тяжкой повседневной армейской работе. Ему ли не знать, что впереди ждут испытания и передряги, не менее трудные и жестокие, чем те, что остались позади.

В расположении батальона комбат первым делом представил нового замполита своим замам. Таковых набралось немало. Заместитель по воздушно-десантной подготовке, упитанный и рослый рязанец майор Чунихин, вел себя как второе лицо в батальоне, хотя вопрос, чем он занимается в Афгане, где отродясь десантники не общались вживую с «куполами», остался открытым. Начальник штаба — совсем молодой, хоть и совершенно седовласый, капитан Шурыгин — был родом из Калининграда, который он, представляясь, почему-то назвал Кенигсбергом. Он показался толковым, но равнодушным карьеристом, для которого Афган всего лишь трамплин для дальнейшего продвижения. Куда? Это предстояло выяснить, съев вместе не одно кило соли. Зампотылу майор Ярошкин обладал типично крестьянской наружностью и вдобавок считался в батальоне «аксакалом» — слегка за сорок, а зампотех — капитан Трапезников — опроверг все Петренковские представления об армейских технарях. Среднего роста, худощавый, живой и быстрый, веселый и подтянутый, Трапезников выглядел моложе своих лет, заметна была в нем даже какая-то подростковая хрупкость.

Надо сказать, что далеко не все из этих офицеров были в восторге от того, что их новых сослуживец оказался даже не капитаном, а старшим лейтенантом, не нюхавшим к тому же капитанских должностей. Такое назначение выглядело поспешным и подозрительным — за ним наверняка стояли родственные связи или «волосатая рука» где-то «наверху».

Хантер без труда догадался, о чем думают коллеги, но на эти мнения ему было, откровенно говоря, начхать. Опыт, приобретенный в жестокой конфронтации с Монстром, Пол-Потом, Почтальоном Печкиным и, наконец, с капитаном Темиргалиевым, позволял рассчитывать — рано или поздно взаимоотношения «по горизонтали» наладятся и все утрясется.