— Твой батальон сейчас аж под Гератом. — Ветла и бровью не повел. — Вместо комбата — замполит, майор Сиденко. Финансисты и основные службы уже предупреждены, штабные — тоже. Вдобавок, зная твою любовь к мордобою и стрельбе по должностным лицам, они сделают все, что от них зависит, лишь бы избавиться от тебя побыстрее… И последнее, Саша, — уже серьезно проговорил подполковник. — Все это я делаю только для того, чтобы как можно быстрее отправить тебя к новому месту службы! Чтобы ты не успел вляпаться в какую-нибудь авантюру вроде засады, пешего ночного поиска или борьбы с караванами. Поэтому — пулей на «Победит» и соколом обратно! Ночевать на заставе запрещаю. Переночуешь в бригаде, но предварительно явишься ко мне в модуль и представишься как устав-книжка пишет: так, мол, и так, представляюсь по случаю отбытия на «вышележащую» должность!.. Короче — собрался и поехал, время на «хорошо» вышло! — С этими армейскими прибаутками он буквально вытолкал гостя из кабинета.

— Чудеса, ей-богу! — ошарашенно пробормотал тот уже в коридоре. — Однако, черт побери, мне это начинает нравиться…

Дальнейшие события развивались в точности так, как и прогнозировал Ветла. Прибыв с небольшой колонной на «точку», старлей за пять минут сдал должность выпускнику Свердловского военно-политического Игорю Подоляку — флегматичному спортсмену, который теперь «рулил» вместо него на беспокойном ныне «Победите».

Подоляк удивил сообщением о том, что обнаружился кот — тот самый полудикий черный котенок, сбежавший полтора месяца назад. Привезен на точку он был ради охоты на арыковых крыс, но крыс «локализовали» и без него, а кот бесследно сгинул. А однажды новый замкомроты решил проверить наличие мин на огневых позициях минометчиков — в так называемых орудийных погребках, которые представляли собой просто перекрытую землей щель. Но едва они с Индейцем сунулись в один из погребков, как из-за ящиков с минами на них с шипением бросился здоровенный угольно-черный котище. Индеец схватился за трофейный пистолет, но Базилио успел улизнуть. Поразительно, но каким-то образом он умудрился вымахать до таких размеров не только без пищи, но и без воды, причем при дневных температурах до шестидесяти градусов на солнце!

Ишак под гордым наименованием Масуд, спасшийся во время ночной засады, когда забили караван, жил теперь на заставе в «законе и авторитете», перемещаясь по территории независимо, как пес. Он и на свист откликался совершенно по-собачьи, но главным его достоинством было то, что он подчистую уничтожал окурки, уплетая их с завидным аппетитом. Помимо того, Масуд имел абсолютный слух, и если где-то на подлете находился реактивный снаряд, а люди еще не чуяли опасности, он с истошным ревом со всех копыт несся в так называемое «бомбоубежище» — здоровенную яму, перекрытую рамой сгоревшего «наливника», — где и пережидал артналет со стороны своих прежних хозяев.

Прибывший с «Грозного» новый ротный, старший лейтенант Старов, едва спрыгнув с бэтээра, сгреб бывшего замполита в охапку.

— Ну, Хантер, — тут же заявил он, сверкая белозубой улыбкой, — я тебя так просто не отпущу! И хотя Темир-туран безвременно нас покинул, законы восточного гостеприимства еще никто не отменял. — С этими словами он потащил дорогого гостя к офицерской землянке с накрытой «поляной» — самогон, нехитрая закуска и свежие лепешки, испеченные местным коком-узбеком.

— Это точно, — рассмеялся Петренко. — Темиргалиева нет, но дело его живет!

И снова он сидел за одним столом с мужиками, с которыми еще совсем недавно немало пришлось пережить. Однако буйной, как во времена прежнего командира, попойки не вышло — Хантер спешил вернуться в бригаду, Рейнджеру необходимо до темноты успеть на «Грозный», где замкомроты Петренко, к своему стыду, так ни разу и не побывал.

— У меня тут для тебя кое-что есть, — обратился к нему новый ротный, когда офицеры и прапорщики по знаку вышли из землянки — как бы на перекур. — Вот тебе пайса — из тех, что ты распределил по справедливости, когда в «мандэхе» забили караван… — Рейнджер усмехнулся, передавая пакет. — Тут, между прочим, Гнус, то есть бригадный особист, майор Иванов, усиленно вынюхивал, гнилые вопросы задавал, типа: а сколько ж всего денег было в том курдюке? А мы: понятия не имеем, замполит запретил даже притрагиваться к нему, чтобы и отпечатков пальцев не оставить, а сами фигу в кармане держим — мол, жди, кто ж тебе, тварь, скажет!.. Ну, и еще тебе от нас на память — небольшой бакшиш. — Ротный полез под самодельный стол и с трудом выволок оттуда парашютную сумку, в которой что-то позвякивало. — Здесь трофейное оружие и четырнадцать бутылок первача — старшина успел нагнать. Не с пустыми же руками тебе на новом месте представляться!.. Вот и все, а теперь пошли на линейку. Там личный состав построен, скажи народу что-нибудь на прощание!

Бойцы и в самом деле уже выстроились на линейке в ожидании бывшего замкомроты. Подоляк доложил ротному, тот поздоровался и начал речь, судя по всему, заготовленную заранее.

— Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты! — с подъемом произнес Рейнджер. — От нас сегодня уходит в Зону ответственности «Юг», на должность замкомандира отдельного десантно-штурмового батальона, наш боевой товарищ — старший лейтенант Александр Николаевич Петрен…

Ротный не успел договорить — его прервал истошный ослиный рев. Масуд галопом пронесся перед строем и вихрем влетел в убежище. Двумя секундами позже послышался гул реактивных снарядов на излете, и вот уже земля заходила ходуном, громыхнули разрывы, полетели камни, завизжали осколки. По словам Рейнджера, с некоторых пор в окрестностях «Победита» регулярно беспредельничали, сменяя одна другую, две душманские реактивные пусковые установки на «тойотах».

Однако сторожевая застава уже ни в чем не походила на тот колхоз, который Хантер застал полтора месяца назад. Бойцы мгновенно заняли позиции согласно боевого расчета, ударили в ответ «гвардейские минометы» Индейца, заговорили тяжелые пулеметы и автоматические гранатометы пулеметно-гранатометного взвода — «духам» здесь явно не давали спуску. Перестрелка затянулась на час, поэтому прощание пришлось сократить до минимума.

Обнявшись с каждым из офицеров и прапорщиков, с Зубом, Айболитом, Пьянью и другими сержантами и солдатами, похлопав Масуда по крупу и угостив его «сырой» сигареткой, старший лейтенант забрался на броню, махнул рукой — и машина тронулась навстречу неизвестности…

В батальоне все пошло конвейером: майор Сиденко с ходу подписал акты приема-передачи, пожелав, уже как равному, Хантеру успехов на новом поприще. Бригадные службы, может, и не прочь потянуть резину в надежде на бакшиш, но слава о дурном характере Хантера бежала впереди него, поэтому штабные клерки всех мастей шустро ставили подписи, даже не вникая, что к чему.

«По-взрослому» пришлось рассчитаться лишь со службой вооружения — личное оружие старлей сдал как положено, с соблюдением всех формальностей. И только с финансистами и строевой частью пришлось расплатиться парой бутылок первача.

Второй парашютно-десантный батальон воевал в Герате, на афгано-иранской границе, из офицеров и прапорщиков четвертой роты на месте оказался заместитель командира роты по ВДП старший лейтенант Анциферов (он же Шланг, согласно ротной мифологии), остальные — воевали. В батальоне старшим суточного наряда, не сменявшегося почти месяц, оставался, как всегда, замполит, капитан Бовсиков, он же Почтальон Печкин, которого ни за какие коврижки нельзя было выманить туда, где стреляют. Иначе говоря — делать там было нечего.