Некоторое время назад Кендалл пригласил человека установить обрешетку стены и посадить перед ней английский плющ, который вырастает каждый год на восемь футов. И вот теперь трещина была полностью закрыта вьющимися лозами и гладкими, словно отполированными, листьями.

Вскоре после смерти жены Кендалл для того, чтобы ухаживать за домом, нанял крупную женщину с Ямайки с педантичным характером по имени Гардения. По средам она на метро приезжала из города, чтобы убрать, постирать, поменять постельное белье и «прихорошить» жилище. Когда Йэну случалось уезжать, он всегда сообщал ей об этом, так чтобы она при желании могла найти себе другую работу.

Поэтому Гардения очень удивилась, когда в назначенный день Кендалл не ответил на ее стук в дверь. Этот воспитанный, вежливый человек занимался какой-то серьезной научной работой, но, несмотря на это, всегда относился к ней по-дружески в отличие от многих высокомерных и заносчивых людей, у которых она убиралась, никогда не заставлял стоять на пороге и ждать, когда он откроет входную дверь. Гардения постучала во второй раз, уже громче, постучала в третий раз, но к двери никто не подошел.

Кендалл как-то показал ей место, где прятал запасной ключ, которым пользовался, если забывал свой ключ в доме или где-то терял, — и то, и другое случалось с ним довольно часто. Гардения и представить себе не могла, что он может уехать, не предупредив ее, а потому достала запасной ключ из-под горшка с цветами и открыла дверь.

— Доктор Кендалл, вы здесь, сэр? — закричала она, войдя в дом и сделав два шага. — Доктор Кендалл?

Гардения положила ключ на столешницу в кухне и стала думать, что делать дальше. Старые люди, ведущие одинокую жизнь, обычно умирают в одиночестве. Когда их тела начинают сильно пахнуть, их обнаруживают домовладельцы или хозяева съемных квартир, где они живут, либо домработницы. Сделав глубокий вдох, женщина медленно выдохнула, стараясь успокоить себя. Доктор Кендалл, у которого она работала больше десяти лет, относился к ней хорошо. Он заслуживал большего, чем быть обнаруженным каким-то незнакомцем.

Внизу его не было. Гардения поднялась на второй этаж и осмотрела там все, оставив напоследок спальню. Дверь в нее была закрыта. Она постучала, подождала ответа. Постучала снова. Сглотнув слюну и боясь того, что она может увидеть внутри, женщина все-таки открыла дверь.

Кровать аккуратно застелена, все в порядке. Воздух в комнате был спертый, отдавал плесенью, ее следовало хорошенько проветрить. Но это не запах смерти.

Спустившись вниз, после недолгого раздумья Гардения решила, что на этот раз мистер Кендалл попросту забыл предупредить ее об отъезде. Если разобраться, то ничего удивительного в этом нет. Ведь ему же почти восемьдесят. Когда он вернется, она напомнит ему об этом и он возместит ей расходы на поездку в метро. А может, даже предложит ей плату за полный рабочий день. А сюда Гардения не приедет до тех пор, пока он ей не позвонит. От Брикстона до Чизика путь неблизкий.

Вскоре после визита Гардении в дом Йэна Кендалла газета «Таймс оф Индиа» сообщила о преступлении, совершенном в Жор Баг, южном районе Дели. Пресс-атташе полиции Дели сообщил, что в одной из аллей было обнаружено тело жертвы. Убитый умер вследствие многочисленных колотых ран. Аллея, где обнаружили тело, находилась недалеко от бесплатной медицинской клиники, в которой работал убитый. Его сотовый телефон и бумажник были похищены. Наручные часы, обручальное кольцо, одежду и тяжелый серебряный нательный крест преступники не тронули. Полиция считает, что убийц кто-то спугнул.

Эта краткая заметка была помещена в нижней части третьей страницы. Дели считался криминальной столицей Индии и был таковой в течение девяти лет. Убийство человека не выглядело чем-то особенным, к тому же убитый, имени которого не сообщалось до получения известий от ближайших родственников, даже и не был индийцем.

Дэвид Геррин, держа в руках два пластиковых ведра с водой, шел к своему новому жилищу в Караиле, представлявшему собой жалкую хибару, сооруженную из фанеры, картонных ящиков и ржавого железа. Он, как и дюжина семейств, пользовался примитивным туалетом — доска с отверстием, положенная поверх ямы, — рядом с которым лежал так и не распечатанный мешок с известью. Ближайшая и, как Дэвид считал, наименее вредная для здоровья вода находилась примерно в четверти мили от его лачуги, и он, даже в феврале, мог отправиться в путь за ней только после захода солнца.

Вся его жизнь сейчас состояла из одних трудностей, но лучше некоторое время пожить такой жизнью, чем жить — или умереть — в американской тюрьме. Геррин мог вести подобную жизнь месяцами, он мог продержаться и год, взамен на анонимность в этом обширном, битком набитом и постоянно разрастающемся районе трущоб. Несомненно, он устроит себе возвращение в прежний мир; будет трудиться медленно, терпеливо, постепенно, слой за слоем удаляя с себя налет, которым покрыла его нынешняя жизнь, и наконец полностью освободившись от него, как это делает змея, сбрасывающая с себя кожу, станет тем, кем был раньше.

Геррин был уверен, что мысль искать его здесь, в Караиле, может прийти в голову властям лишь в самую последнюю очередь. К тому же полиция Дакки совершенно пассивна. Его попытка позвать полицейских на помощь к умирающей женщине доказала это. И Дэвид знал, что так и будет. Этой женщине уже никогда не доведется растить и вскармливать кого-то, поэтому он и решил, что стоит хотя бы попробовать. Донельзя коррумпированные и редко показывающиеся даже в центральных районах города, даккские полисмены уже много лет назад стерли Караил с карты своей деятельности. Это был мир, живший по своим законам, примитивным и суровым, но Дэвид еще не забыл их и, значит, мог выжить в нем. Это нелегко и совсем не радостно, но возможно.

Он затаился; одевался так, чтобы не выделяться из своего окружения, не брился и не мылся, хотя когда-то ему придется помыться в грязном озере Гульшан, по берегу которого проходила линия границы Караила. Сейчас Геррин прошел половину пути от колодца до своего дома; эти походы, уводившие его от бурлящего центра трущобного района, он не любил. Он увидел впереди на тротуаре мальчика, который стоял над упавшей женщиной и старался вырвать у нее из руки матерчатую сумку. На вид мальчишке не больше двенадцати лет. Его рубашка и штаны представляли собой грязные лохмотья, а ноги были босыми. Его бедра были почти такими же, как лодыжки.

Женщина выглядела слишком старой для того, чтобы иметь потомство, поэтому Геррин, поставив на землю свои ведра и подойдя к ним, оттолкнул от нее мальчишку.

— Прекрати, — сказал он мальчишке по-бенгальски и, обратившись к женщине, добавил: — А ты уходи.

Она поднялась и заковыляла прочь. Повернувшись к мальчику, Геррин учуял знакомое зловоние — запах грязи и отбросов, которым он и сам был когда-то пропитан. Мальчишка был одним из обитателей трущоб, осмелившимся в вечернее время отойти от своего жилища, чтобы поохотиться на таких обитателей трущоб, как эта старуха с сумкой гнилых лимонов. Геррин и сам не так давно занимался этим.