— Да, Джон Чивери, да. Не могу пожаловаться.

— Я взял на себя смелость, сэр, если вам…

— А? — В этом месте разговора Отец Маршалснвсегда приподнимал брови и рассеянно улыбался с видом человека, мысли которогодалеко.

— …Несколько сигар, сэр.

— О! (Миг крайнего удивления.) Благодарю вас,мой юный друг, благодарю вас. Но, право, не злоупотребляю ли я… Нет? Ну, хорошо,хорошо, не будем говорить об этом. Прошу вас, положите их на камин. И садитесь,пожалуйста, садитесь. Вы ведь не чужой здесь, Джон.

— Благодарю вас, вы очень добры, сэр. А мисс…— тут Юный Джон принялся вращать свой цилиндр на пальце левой руки, на манерколеса, в котором бегает белка. — Мисс Эми здорова, сэр?

— Да, Джон, да; вполне здорова. Ее сейчас нетдома.

— Нет дома, сэр?

— Да, Джон. Она пошла прогуляться. Мои детивсе много гуляют, Джон. Естественная в их годы потребность, Джон.

— Разумеется, сэр, вполне естественная.

— Прогуляться. Да, прогуляться. — Он тихонькопостукивал пальцами по столу, а взгляд его был устремлен в окно. — Онаговорила, что пойдет на Железный мост, за последнее время это стало ееизлюбленным местом для прогулок. — Он вернулся к прерванной беседе. — Ваш отец,кажется, сейчас не дежурит, Джон?

— Нет, сэр, он должен заступить с вечера. —Еще несколько оборотов цилиндра, затем Юный Джон встал. — Позвольте пожелатьвам всего наилучшего, сэр.

— Уже уходите? Всего наилучшего, Джон. Ничего,ничего (великодушно-снисходительным тоном), — можете не снимать перчатку, Джон.Попрощаемся без церемоний. Ведь вы не чужой под этим кровом. Джон.

Восхищенный оказанным ему сердечным приемом,Джон стал спускаться вниз. На повороте лестницы он столкнулся с компаниейпансионеров и их гостей, которые шли представляться Отцу Маршалси; как раз вэту минуту мистер Доррит, перегнувшись через перила, громко и отчетливо крикнулему вдогонку: «Весьма признателен за ваш маленький подарок, Джон!»

Спустя короткое время, уплатив положенныйпенни за переход, поклонник Крошки Доррит уже шагал по Железному мосту,высматривая знакомую и милую фигурку. Он совсем было отчаялся найти ее, каквдруг увидел — впереди, почти у Мидлсекского конца[49] моста. Она стояланеподвижно, глядя на воду. Казалось, она глубоко задумалась о чем-то, и емузахотелось отгадать, о чем именно. За мостом уходили вдаль ряды городских крыши труб, дымивших меньше, чем по будням; чернели в небе верхушки мачт и церковныешпили. Не эта ли картина занимала ее мысли?

Он ждал, не решаясь подойти — довольно долго,как ему казалось, — несколько раз отходил и снова возвращался, а Крошка Дорритвсе стояла на том же месте и, погруженная в раздумье, даже не замечалаприсутствия своего поклонника. В конце концов он решил сделать вид, будтоневзначай заметил ее, проходя мимо, и, обратившись к ней, начать разговор.Вокруг было тихо и пустынно, и упустить сейчас случай для разговора значило быупустить его навсегда.

Он двинулся вперед, но она не слыхала егошагов, пока он совсем не поравнялся с нею. Когда он окликнул ее по имени, онавздрогнула и отшатнулась, не то с испугом, не то с отвращением, отчего у негоболезненно сжалось сердце. Не раз уже он замечал, что она его избегает —сказать по правде, она всегда избегала его последнее время. Слишком уж часто,завидя его издали, она тотчас же сворачивала в сторону и исчезала; трудно было,объяснить это простой случайностью. Но бедняга Джон старался усмотреть тутпроявление застенчивости, природную скромность, знак того, что она догадываетсяо его сердечной тайне — словом, что угодно, только не выражение неприязни. Ивот сейчас ее взгляд сказал ему: «Так это вы! Из всех людей на свете выпоследний, кого бы мне хотелось видеть!»

Это длилось всего лишь миг. Она тут жеовладела собой и сказала своим обычным тихим голосом: «Ах, это вы, мистерДжон!» Но она понимала то, что произошло, так же как понимал это он; и онистояли и смотрели друг на друга, одинаково смущенные.

— Мисс Эми, я, кажется, напугал вас.

— Да, немножко. Я — мне хотелось побыть одной,и я не ожидала, что кто-нибудь меня здесь увидит.

— Мисс Эми, я взял на себя смелость прийтисюда, потому что мистер Доррит, у которого я сейчас только был, сказал, что вы…

Она вдруг жалобно простонала: «Ах, отец,отец!» — и отвернулась. Сердце у него сжалось еще сильнее.

— Мисс Эми, надеюсь, я вас не встревожил,упомянув о мистере Доррите. Уверяю вас, я застал его в добром здоровье и внаилучшем расположении духа, и он был ко мне особенно добр, сказал, что я нечужой под его кровом, и вообще обошелся со мной как нельзя сердечнее.

Тут Крошка Доррит к полному ужасу своегопоклонника закрыла лицо руками и стала раскачиваться из стороны в сторону,словно от боли, повторяя: «Ах, отец, ну зачем! Ах, милый мой, дорогой мой отец,зачем же, зачем!»

Бедный малый смотрел на нее во все глаза,изнывая от сочувствия к ее горю, но не зная, как ему помочь. Но вот она, неповорачивая головы, вынула из кармана платок, прижала его к лицу и пустиласьбежать. В первое мгновение он оторопел; потом, опомнившись, бросился за нею.

— Мисс Эми, ради бога! Умоляю вас, постойтеминутку! Мисс Эми, уж если на то пошло, так позвольте, лучше я уйду. Я простоне могу вынести мысли, что вы убежали из-за меня.

Услышав его дрожащий голос, в котором звучалонепритворное отчаяние, Крошка Доррит остановилась.

— Господи, что же мне делать! — воскликнулаона. — Я не знаю, что мне делать!

Впервые в жизни Юный Джон видел ее в такомволнении — ее, которую он с детства привык считать образцом спокойствия иуравновешенности; и сознание, что никто как он тому причиной, заставило егосодрогнуться с цилиндра до подошв. Ему стало ясно, что объясниться необходимо.Вдруг его неправильно поняли, приписали ему намерения или поступки, которых унего и в мыслях не было. Он стал молить, как о величайшей милости, чтобы онавыслушала его.