двадцатилетней апатии государства. Эти законы должны были поднять моральный дух и настроение недовольного народа. Но вернуть пациенту жизненные силы должен был не пакет социальных законопроектов. Тонизирующим средством послужило кое-что другое: намеренное увеличение государственных расходов с целью стимулирования экономики.

Все началось с временных гарантий трудоустройства. В какой-то момент безработица достигла уровня, требовавшего государственного вмешательства хотя бы из политических соображений, – не будем забывать, что в то время Дирборн охватили волнения, измученные люди шли маршем на Вашингтон, целые семьи заселяли муниципальные мусоросжигательные станции в поисках тепла и даже пытались отыскать еду в содержимом мусоровозов. Помощь была необходима. Она началась еще при Гувере; при Рузвельте гарантии трудоустройства уступили место найму людей в качестве дворников, а затем и созданию рабочих мест посредством строительных проектов. Вдруг, словно неожиданно для себя самого, государство стало важнейшим инвестором, щедро вкладывая деньги в дороги, дамбы, зрительные залы, аэродромы, порты и жилищное строительство.

Кейнс прибыл в Вашингтон в 1934 году – именно к этому периоду относятся сделанные им записи о руках президента Рузвельта. Он призывал к тому, чтобы начатые программы были расширены. Согласно имевшейся статистике, инвестиционная активность частных лиц практически прекратила свое существование. Если в 1929-м бизнесмены выплачивали около 15 миллиардов долларов в форме вознаграждений, заработной платы и прибыли, то к 1932-му эта сумма снизилась до смехотворных 866 миллионов; падение составило 94 %. Было нужно срочно запустить инвестиционный мотор, когда-то поднявший экономический лифт до самого верха шахты, и Кейнс надеялся, что государственные расходы исполнят роль необходимого стимула, поскольку они увеличат общую покупательную способность американского народа – «подготовят насос к работе», как говорили в те дни.

В результате вышедшая в 1936 году «Общая теория…» предлагала не столько новую и радикальную программу действий, сколько защиту уже активно применявшегося образа действия. Защиту – и необходимое объяснение. «Общая теория…» показывала, что грозившая Америке да и всему западному миру катастрофа – логичное следствие недостаточных инвестиционных расходов со стороны предпринимателей. А значит, лекарство было предельно разумным: если бизнес не имел возможности расширяться, государство должно перехватить у него эстафетную палочку.

Лишь отчасти шутя, Кейнс писал:

Если бы казначейство наполняло старые бутылки банкнотами, закапывало их на соответствующей глубине в бездействующих угольных шахтах, заполняло эти шахты доверху городским мусором, а затем, наконец, предоставляло бы частной инициативе на основе хорошо испытанных принципов laissez-faire выкапывать эти банкноты из земли… то безработица могла бы полностью исчезнуть, а косвенным образом это привело бы, вероятно, к значительному увеличению как реального дохода общества, так и его капитального богатства по сравнению с существующими размерами. Разумеется, более целесообразно было бы строить жилые дома и т. п., но если этому препятствуют политические и практические трудности, то и предлагаемый вариант неплох.[252]

Несомненно, кому-то могло показаться, что многие довольно-таки необычные шаги правительства едва ли более разумны, чем эксцентричные предложения Кейнса. В любом случае теперь у подобных мер было логическое обоснование: если частные предприятия не способны совершать масштабные вложения, государство обязано сделать все от него зависящее – потребность в стимулировании того или иного рода была настолько очевидной, что хоть что-то было заведомо лучше, чем ничто.

Ну а если прямое стимулирование инвестиций не представлялось возможным, то надо было поощрять хотя бы потребительские расходы. Если инвестиции – это самый капризный компонент системы, то потребление – самый крупный. Таким образом, общественные работы должны были атаковать проблему по двум направлениям: напрямую – помогая поддерживать покупательную способность сидящих без постоянной работы людей – и протаптывая путь для возобновления экспансии частного бизнеса.

Вот отрывок из письма Кейнса в редакцию «Нью-Йорк таймс» в 1934 году: «Я смотрю на проблему восстановления экономики под определенным углом, а именно: как скоро нам на помощь придет нормально функционирующий предпринимательский сектор? Соответственно, по каким каналам, как долго и в каком объеме должны течь повышенные государственные расходы?»[253]

Обратите внимание на слово «повышенные». По мнению Кейнса, государственные программы не должны становиться постоянным фактором экономической жизни. С его точки зрения, государство лишь протягивало руку помощи поскользнувшейся и отчаянно пытавшейся удержать равновесие системе.

Казалось, что он рассуждал вполне здраво; и на самом деле ничего более здравого никто не предложил. Несмотря на это, мероприятия по «подготовке насоса к работе» дали гораздо более скромные результаты, чем ожидали их организаторы. Общая сумма государственных расходов, составлявших около 10 миллиардов долларов в год в период с 1929-го по 1933-й, повысилась до 12, затем до 13, а в 1936-м – и до 15 миллиардов долларов. Частные инвестиции набирали обороты и даже отыграли две трети потерь: в том же 1936 году фирмы инвестировали 10 миллиардов собственных средств. После трех лет государственных вливаний национальный доход и потребление увеличились наполовину. Безработица же словно и не думала исчезать; да, она снизилась до приемлемого уровня, но без дела оставались еще около 9 миллионов человек – это лишь очень отдаленно напоминало о наступлении новой экономической эры.

Эффективность лекарства была невысокой по двум причинам. Прежде всего, государственная программа была реализована в меньших объемах, чем те, что требовались для возвращения экономики на уровень полной занятости. Уже позже, во время Второй мировой войны, расходы государства возросли до на тот момент потрясавшей воображение суммы в 103 миллиарда долларов, в результате возникла не только полная занятость, но и инфляция. В рамках экономики мирного времени, каковой она являлась в тридцатых годах, расходные программы подобных масштабов было трудно себе представить, ведь даже весьма скромные попытки увеличить государственное присутствие в экономике приводили к разговорам о превышении федеральными властями своих традиционных полномочий. Хуже того, даже в самый тяжелый для экономики период Федеральную резервную систему сильнее беспокоила инфляция, а не безработица, и поэтому в ходу были меры, ограничивавшие банковское кредитование.

Вторая причина была тесно связана с первой. Ни Кейнс, ни те, кто стоял у истоков государственных программ, не учли: пациенты могут счесть, что предлагаемое лекарство еще хуже одолевавшей их болезни. Государственные расходы задумывались как способ помощи бизнесу. Сами же предприниматели видели в них угрозу.

Ничего удивительного. «Новый курс» породил волну неприязненного отношения к бизнесу – казавшиеся незыблемыми ценности и стандарты внезапно подверглись критическому пересмотру. Пошатнулись сами концепции «предпринимательских прав», «прав собственности», «роли государства». Традиционно его превосходство не ставилось под вопрос, но за каких-то несколько лет бизнесу пришлось свыкнуться с новой философией, предполагавшей тесное сотрудничество с профсоюзами, согласие с новыми правилами и ограничениями и реформу многих привычных порядков. Ничего странного, что Вашингтон ассоциировался у бизнесменов с враждебностью, предвзятостью и