Обмотав ремень вокруг руки, Дон поднимает ружье и дожидается момента, когда можно будет получше прицелиться. Он хорошо умеет обращаться с ружьем, в свое время он почти каждое лето охотился с дедушкой в Южном Техасе. Он вполне уверен, что успеет снять по меньшей мере одного, прежде чем они поймут, что парусник представляет угрозу.

Судно снова поднимается на гребень, и он может выстрелить. Молодые люди находятся достаточно близко друг от друга, так что можно попасть в одного из них, даже если он возьмет чуть левее или правее.

Внезапно его осеняет, и Дон стреляет вправо от всех троих, разбивая ветровое стекло, но ни в кого не попадая. Попасть в широкое ветровое стекло не просто легче – он надеется, что куски стекла на их физиономиях после выстрела вооруженного противника напугают их, не вызвав желания отомстить, как могло бы случиться, если бы он кого-то убил.

Дон роняет взгляд на ствол, довольный тем, что некогда получил значок «Меткий стрелок». Затем он смотрит на катер. Еще секунда, и дело сделано. Судно берет право руля и уходит.

Поднявшись, Дон вешает ружье на плечо и кричит в рубку:

– Пора идти в бейдевинд, Зак!

Когда он спускается в рубку, Зак спрашивает:

– Ты кого-то подстрелил? Они сбросили ход и ушли восвояси.

Тяжело опустившись на мягкую скамью, Дон испускает глубокий вздох и смотрит, как сын управляет судном.

– Не сбавляй ход. Ты все делаешь правильно. Нам нужно выбираться отсюда.

Зак смотрит на него через плечо.

– Так ты кого-то убил? – Голос его дрожит, и Дон боится, что это от возбуждения.

– Нет, – говорит он. – Хватит уже смертей.

* * *

Дону тридцать пять лет. В его мечтах уже не танцуют одетые в бикини женщины. К этому времени он уже женился на Марии и развелся с ней. Он не знает, что именно пошло не так, но это не имеет значения – в его мечтах нет места нестабильным отношениям.

Загорелые тела на пляже он променял на мягкое покачивание «Южного креста», стоящего на якоре в девственном заливе, где судно почти со всех сторон окружает белый песок. Вода настолько чиста, что можно видеть скользящих по дну скатов.

С возрастом к нему приходит спокойная стабильность. То, что следует дальше, уже не меняется: он рано встает и, сидя на носу судна, смотрит, как, постепенно бледнея, с неба медленно исчезает Млечный Путь. В отдалении медленно восходит солнце, накрывая гребни крошечных волн ковром сверкающих алмазов. Его сын находится рядом, он спит внизу.

Дон закрывает глаза, вдыхает запах соленой воды и слушает музыку джаза, сливающуюся с криком чаек, хлопаньем парусов и плеском волн.

* * *

Млечный Путь исчез, похороненный под пеленой серого пепла. Тем не менее Дон каждое утро проводит на палубе «Южного Креста», надеясь застать восход. Он смотрит на часы. Уже тридцать минут как рассвело, и горизонт теперь темно-серый, а не угольно-черный. Он прищуривается, но солнца нигде нет. Единственная разница между днем и ночью заключается в оттенках угнетающего серого цвета, господствующего от горизонта до горизонта. Судно окружают куски черного стекла, разгневанное море уже не первый месяц не хочет успокоиться или стать голубым. Правой рукой Дон потирает лицо, затем встает, стараясь без содрогания смотреть на пляшущие волны, и направляется вниз, чтобы разбудить Зака. Еще один день. Не светлее, не яснее, не лучше предыдущего.

* * *

Первый шторм пришел в момент падения астероида – словно Земля содрогнулась от боли. Когда подул ветер и море разбушевалось, Дон решил, что яхта сейчас разлетится на куски. Судно швыряло вверх, вниз и в стороны, но через несколько часов море успокоилось, и они с Заком принялись подсчитывать ущерб и залечивать свои ушибы и царапины.

Из разбитых окон сильно дуло, но они закрыли их кусками фанеры, выдранными из облицовки днища, а кливер[43] Дон починил без особого труда. Самой большой потерей стал бассейн для сбора дождевой воды, который оторвался и улетел в море. Его заменили одним из пластмассовых контейнеров.

К следующим штормам они подготовились получше, но из каждого оба выходят со ссадинами и синяками, а судно все больше повреждается. Самое скверное, что Дон вывихнул при этом плечо. Он изо всех сил старается не испугать Зака, но часами страдает от жесточайшей боли после того, как сорвавшийся трос выбил его руку из сустава, причем при каждом ударе волны вывихнутая рука трется об окружающие кости.

Когда море успокаивается, Зак начинает распоряжаться с такой целеустремленностью, которую Дон раньше наблюдал только изредка, в промежутках между долгими периодами депрессии и затишья. Он ставит ногу на ребра Дона и сильно тянет отцовскую руку. Дон кричит, затем раздается громкий щелчок и наступает тишина.

Дон потратил столько энергии, настраивая Зака на позитивный лад, что его собственная жестокая депрессия, понемногу проникая в его сознание, наваливается и поражает его, когда они сталкиваются с еще одним штормом.

Время для этого вряд ли могло бы оказаться более неудачным. Они с Заком сильно ослабели от недостатка питания. В поисках рыбы они снова отдрейфовали на юг, но океанская вода была пропитана вездесущей грязью и пеплом, падающим с неба, – отвратительным черным снегом, который все отравляет.

Как считает Дон, рыба в конце концов поняла, что возле поверхности нет ничего ценного. Возможно, настало время, чтобы попытаться высадиться на берег. Ведь правительства Бразилии или Гайаны не завернут их обратно через столько времени после столкновения? Но сначала нужно пережить шторм.

А пока он в самом разгаре – шторм или даже полномасштабный ураган. Дон пытается управлять судном вручную, но быстро отказывается от этой идеи, так как волны и порывы ветра набрасываются на судно со всех сторон. На него натыкается Зак, и Дон с изумлением видит, что в глазах сына нет страха. Взгляд у него мрачный, но это от решимости, а не от страха.

Они хватаются за все, что можно, единственной задачей является не сломать себе кости, когда их швыряет по всей рубке. Судно почти ложится на бок, когда крутая волна поднимает его в воздух.

Дон задерживает дыхание, надеясь, что судно не развалится надвое. Когда оно поворачивается в обратном направлении, он снова падает на скамью. Дон делает выдох, и корабль врезается в еще одну волну, отбрасывая Зака и Дона на другую сторону рубки.

Раздается громкий треск, и Дон оборачивается к Заку, ожидая увидеть сломанную конечность или изувеченное тело. Но с Заком на вид все в порядке. Набрав побольше воздуха, Дон кричит:

– Ты слышишь? – Он думает, что сломалась мачта.

Но, прежде чем он успевает вымолвить хоть слово, его грудь пронзает жгучая боль. Она настолько сильна, что Дон почти утрачивает зрение, цепляясь за все, чтобы удержаться в рубке. Его хватает за руку чья-то рука. Она сильная и держит его так, что не дает оторваться.