Вот и старшая сестра нашего отделения Надежда Сергеевна, которую мы за глаза называли просто Надькой, увидела меня шагающим по коридору и ехидно так поинтересовалась:

— Я гляжу, вам заняться нечем, Алексей Маркович?

Как я сказал, в ту пору я был еще неопытным и наивным человеком, и вместо того, чтобы отбояриться, дескать, Лидия Васильевна попросила отнести историю болезни в патанатомию или Юрий Яковлевич приказал сгонять в канцелярию, начал сразу неумело оправдываться:

— Надежда Сергеевна, а что мне делать, если блок с утра пустой? Мы уже и койки застелили, и тумбочки протерли, и полы дважды надраили, и кварцевые лампы включили для дезинфекции!

Говоря между нами, реанимационный блок без больных такое же редкое явление природы, как солнечное затмение. И столь же непродолжительное. Во всяком случае, за мои три года тут — это впервые.

— Так, а судна в хлорке вы замочили? — явно выискивая, к чему бы привязаться, стала докапываться Надька. — Представляете, сколько там бактерий?

— Надежда Сергеевна, и судна замочили, и утки замочили, а сейчас пойдем с Ваней и друг друга замочим! — честно глядя ей в глаза, пообещал я.

— Все шутите, Алексей Маркович! — нахмурилась для вида Надька. — А ведь я серьезно. Хорошо, ступайте и приведите Ваню, я вам найду работу.

Только не подумайте, что Надежда Сергеевна относилась ко мне с большим уважением, чем к моему напарнику Ване Романову. Как раз наоборот. И ее исключительное обращение ко мне по имени-отчеству было частью той постоянной иронии, которую она направляла в мой адрес, отчего я всякий раз испытывал сильнейшее раздражение.

А вот вокруг Вани, где бы он ни появлялся, сразу же складывалось некое подобие культа. Он был степенным, немногословным, очень вежливым и рассудительным.

Ваня был моим однокашником по медицинскому училищу, куда меня занесла нелегкая после провала в медицинский институт. Годы спустя в своем воображении я неоднократно отправлял себе в прошлое открытку в виде известной картины Васнецова, где вместо витязя с копьем у камня я стою с папироской у входа в училище, а там на двери огромными буквами начертано: ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ! Но это я сейчас такой умный, а тогда, летом восьмидесятого, получив в Первом меде на первом же экзамене свою, как мне казалось, явно незаслуженную двойку, вместо того чтобы подать на апелляцию, я наскоро собрал манатки и уже следующим вечером выпиливал на гитаре на танцах в пионерлагере, позабыв обо всем на свете. И вот тогда, чуть ли не в промежутках между песнями, я и выбрал училище в качестве временного пристанища. То, что по окончании этого заведения придется работать в качестве медсестры, я даже не задумывался. Зато училище было при том же Первом медицинском институте, куда я решил поступить во что бы то ни стало, и располагалось прямиком за ректоратом, а главное, как и в пионерлагере, я там играл на гитаре в ансамбле.

Впервые я попал туда в начале девятого класса, приехав к своим приятелям, только приступившим к занятиям. Накануне мы сговорились навестить в общежитии наших пионервожатых, студентов Первого меда, а от училища до общежития было рукой подать.

Не особенно надеясь найти нужное место сразу, уж больно мой друг Вовка всегда путано объяснял, я завернул в маленький дворик и моментально понял, что попал куда надо. Там стояли с полсотни девочек в халатах, они оживленно беседовали, смеясь и покуривая. Надо же, и никто их не гоняет, попробовали бы они вот так возле школы нашей закурить.

Мое появление вызвало у всех явный интерес, девочки тут же с любопытством уставились на меня, отложив на время разговоры. В то время я еще не знал, что в медицинских училищах был явный дефицит студентов мужского пола, на группу из тридцати человек было дай бог три мальчика, а то и меньше, поэтому ошибочно принял такое повышенное внимание за счет моих личных качеств.

— Привет! — улыбнулась мне ближайшая из них — симпатичная блондинка. Она стояла и стряхивала пепел себе под ноги. — И к кому ты такой красивый?

Произнесла она это просто, безо всякого идиотского жеманства и дурацкого хихиканья, как было заведено у девочек нашего класса.

— Я к Вовке Антошину и Вадику Калмановичу, — пробормотал я в некотором смущении. — Они здесь на первом курсе учатся!

— А, так он к первоклашкам! — оглянувшись на подружек, засмеялась та, и остальные от этого известия тут же развеселились. Затем, повернувшись ко мне, сообщила: — Слушай, у них там вроде собрание идет, но ничего, скоро выйдут! Хочешь, здесь подожди, хочешь — на первом этаже. В любом случае точно не пропустишь.

Эх, если бы блондинка стояла одна, я бы конечно же остался во дворе, но в этой галдящей толпе, да еще под насмешливыми взглядами я чувствовал себя неловко и поэтому быстро ретировался, пройдя чуть вперед, где была раздолбанная дверь с ржавым козырьком над входом.

Внутри было небольшое пространство под лестницей, уходящей на второй этаж, и там стояли два парня в расстегнутых белых халатах. У одного в руках был маленький магнитофон, из которого доносились вопли группы Slade, а второй держал гитару и халтурно пытался наигрывать мелодию одной из песен Джо Дассена. В этой какофонии они еще умудрялись вести непринужденную беседу, не вынимая сигарет изо рта. Я пристроился рядом, парни принципиально не обращали на меня никакого внимания, ну и ладно. Я снова позавидовал такой вольнице, представив, что было бы у нас школе, если кто-нибудь вздумал бы так проводить время под лестницей. Да, надо было не в девятый класс идти, а вот куда!

Тут девочки, закончив перекур на воздухе, стайкой стали подниматься по лестнице. Парень с магнитофоном, задрав голову, с большим интересом принялся наблюдать за ними. Через какое-то время он, обратившись к приятелю, подмигнул:

— Игорек! Знаешь, какого цвета сегодня трусы у Галки твоей?

Игорек охотно поддержал беседу и хитро прищурился:

— Ну и какого?

— Зеленого! — гордо сообщил сей наблюдательный студент.

— Точно! — одобрительно кивнул Игорек и снова принялся тренькать на гитаре.

Нет, конечно, надо было сюда поступать. Сдалась мне эта школа.

Во второй раз я появился в училище где-то через месяц. Вовка сообщил, что начальство закупило аппаратуру, чтобы организовать вокально-инструментальный ансамбль. Тогда чуть ли не в каждом уважающем себя учебном заведении должен был быть свой ансамбль. И вот в училище было назначено прослушивание, которое должен был проводить знаменитый Лобанов, руководитель институтского ВИА «Лель», и Вовка очень просил, чтобы я приехал после школы поддержать его, а то он как-то не уверен в своих силах, волнуется, да и вообще.

Честно говоря, я абсолютно не разделял его беспокойства. На все училище ребят было от силы два десятка, а уж тех, кто мог через пень-колоду играть на гитаре, там было вообще полторы калеки. Тем более что Вовка претендовал на бас-гитару, а как показывала жизнь, на бас-гитару желающих всегда немного. К тому же Вовка целый сезон на басу отыграл в нашем ансамбле в пионерлагере, поэтому у него конкурентов точно быть не должно. Но у дружбы свои законы, поэтому я хоть и опоздал немного, но все-таки прибыл.