Ширли он уже отпустил, а у отца совещание, и трубку он брать не будет. Ну и я не буду, подумал он. Потом вздохнул и ответил на звонок:

– Алан Уэллс.

– Алан, это Джим.

Он невольно глянул на часы. Без малого полночь.

– Привет. Что это ты на ночь глядя…

Джим звенящим голосом перебил его:

– У меня нет времени объяснять. Я тебе только скажу, а ты поверь на слово. Твоя жизнь в опасности.

– Жизнь в опасности? С чего ты взял?

– Говорю же, нет времени. Дай мне слово, что не выйдешь из дома. Что бы ни случилось, оставайся там, где у тебя под ногами есть пол. В сад – ни в коем случае. Слышишь?

– Джим, ты, часом, не пьян?

В трубке послышался шорох, а затем другой голос, низкий, незнакомый:

– Мистер Уэллс, с вами говорит детектив Роберт Бодизен из полицейского управления Флагстаффа. Вы меня слушаете?

– Да.

– Уверяю вас, это не шутка. Говоря вашим, военным языком, тревога не учебная. Делайте то, что вам сказал ваш друг. И предупредите отца. Ему угрожает та же опасность. Мы скоро будем у вас.

Щелчок и короткие гудки.

Алан чувствовал, что такой властный и встревоженный голос его не обманывает, и все же не мог поверить в услышанное.

Их с отцом жизнь в опасности? Но почему? И кто им угрожает? А то, что бормотал Джим насчет пола и сада, и вовсе похоже на бред. С другой стороны, Джим едва ли способен на такие розыгрыши, особенно при их нынешних отношениях. У Алана мелькнула мысль позвонить в полицию и спросить, есть ли у них такой детектив, Роберт Бодизен. Но он тут же от нее отказался.

Подвергаться опасности ему не привыкать. Он долго жил с сознанием, что угроза жизни может появиться в любой момент. Это азы военной науки. И главный твой враг – потеря хладнокровия. Ладно, даже если все, что они сказали, – правда, чего ему бояться, раз он дома?

Но надо на всякий случай все же предупредить отца. А уж потом он посмеется над собой и поворчит на тех, кто все это выдумал.

Алан дотянулся до костылей, прислоненных к стене у кровати, и встал. Спасибо Венделлу, он уже немного освоился с протезами и до кабинета отца добирается намного быстрей, чем на прошлой неделе.

Но, открыв дверь, он понял, что опоздал. Свет погашен, и комната пуста.

Совещание закончилось чересчур быстро, и все трое уже ушли. Он так погрузился в свои мысли, что не слышал, как отъезжали машины, да и спальня его в другом конце дома от стоянки.

Он щелкнул выключателем и вошел в кабинет.

Подошел к столу и сам удивился, как легко у него получилось сесть. Попробовал было позвонить отцу на сотовый, но он был отключен. Алан с минуту посидел, не зная, что делать дальше. Отец не сказал, куда едет. А за руль сел, вероятно, сам, потому что ночью предоставлял Джонаса в полное распоряжение сына.

Правда, он мог поехать на машине Колберта Гибсона или этого Дейва Ломбарди и сейчас находится в их компании. Алан не знал номеров их мобильных, но, когда приедет Бодизен, он наверняка сумеет их найти.

Тут его взгляд упал на шкатулку кедрового дерева с серебряными накладками. Похожа на ящик для сигар, и, должно быть, отец поставил ее сюда недавно, потому что днем Алан ее точно не видел. А зачем, интересно, ведь отец и сам не курит, и никому не позволяет курить в своем присутствии.

Может, это подарок президенту Сберегательного банка Первого флага от потенциального компаньона или от благодарного клиента?

Алан потянулся и открыл крышку. Внутри ящика были не сигары, а диктофон. Вероятно, отец с его помощью делает заметки или диктует письма, чтобы потом дать распечатать секретарше. На диктофоне горела красная лампочка, значит, запись работает. Зачем отцу записывать свой разговор с Гибсоном и тем, другим, которого он представил как патологоанатома? Скорее всего, это получилось случайно. На внутренней стороне крышки был какой-то выступ. Видимо, отец во время разговора машинально открыл и закрыл крышку и этот выступ нажал на запись.

В иных обстоятельствах Алан бы закрыл ящик и ушел, решив, что это его не касается. Но теперь, после тревожного звонка Джима и после того, как он посмотрел файл Гибсона на компьютере, дело приобрело иной оборот.

Он вытащил диктофон, выключил запись и перемотал пленку. Потом нажал на воспроизведение. Не иначе аппаратик очень мощный, потому что, несмотря на то, что он находился в деревянном ящике, запись была очень четкой.

Голоса Алан узнал без труда.

Коэн. Ничего?

Гибсон. Я велел второй раз обыскать дом. Ничего.

Коэн. Черт! Вы слишком поторопились убрать старика. И в итоге от противника наших планов мы избавились, а проблема осталась. Надо было прежде найти документ.

Ломбарди. Я тут ни при чем. Я только предложил способ. Нет лучше средства инсценировать смерть от сердечного приступа, чем укол эфира. Теначи был в годах, так что диагноз вполне оправданный. К тому же вскрытие я делал сам. Мы знали, что тело кремируют, поэтому никаких осложнений быть не могло.

Коэн (запальчиво). Однако же они есть! Этого психопата Джеда Кросса хлебом не корми – дай кого-нибудь убить. Он решил, что документ найдет потом. И не нашел.

Гибсон (оправдываясь). Что ты на меня смотришь, Коэн? Мы же вместе так решили. Джед много раз делал для нас работу и всегда более или менее чисто.

Коэн (торопливо). Ладно, ладно, все равно сделанного не воротишь. И старика тоже.

Гибсон (с беспокойством). И что ты намерен предпринять?

Коэн (нетерпеливо). А ты сам подумай. Джим Маккензи – единственный наследник и явно ничего не знает об этой бумаге. Иначе уже явился бы требовать денежки, ведь он теперь на мели. Мне даже пришлось дать ему работу, на всякий случай пусть будет у меня на глазах. Но риск слишком велик. А если с ним что-нибудь случится, тогда мы точно сможем успокоиться. Документ останется гнить там, куда дед его спрятал.

Гибсон (близок к панике). По-моему, второй раз идти этим путем нельзя.

Коэн (решительно). Идти можно любыми путями. Запретных путей для нас в мире нет.

Ломбарди (повысив голос). Опомнись, Коэн. Не перегибай палку.

Коэн (в неудержимом гневе). Не ори, идиот! Ты понимаешь, что я не могу рисковать? Я должен быть уверен, что никто не заявит прав на эту землю. Если он смекнет, что́ у него в руках, то уж не продешевит, не сомневайтесь.

Пауза на раздумья.

(Снова овладев собой.) Нет. Это единственный путь. Надо найти человека, который этим займется. Он же на вертолете постоянно летает, а вертолет – машина ненадежная. Они каждый день бьются по всему свету. Или придумайте еще что-нибудь, мне все равно, был бы результат.