Под барельефом лежит оружие — самое разное, принесенное давно и относительно недавно — лежит под открытым небом, но ни следа ржавчины нет на нем.

А еще в храме нет входа — вообще, даже с обратной стороны — ОНА видит это не глазами. Хотя кажется, что внутрь попасть все же можно — но ОНА не представляет, как.

И — ОНА отчего-то не хочет оказаться рядом с храмом. Может, и ничего с ней не случится — не-Света чувствует и знает это, — но не хочет.

ОНИ тоже разделяются, двинувшись за мужчиной и женщиной.

Храм, к которому направляется женщина, отличается округлыми и мягкими формами, стены егс также покрывают барельефы, и также нет нигде входа — но ОНА знает, что при желании окажется внутри легко и просто.

Под барельефами лежат цветы — самые разные, принесенные давно и относительно недавно — лежат долго под открытым небом, но ни следа увядания не виднеется на них. Есть там и другие предметы, невидимые под грудами цветов — невидимые, если смотреть лишь глазами. Женщина вновь опускается на колени.

He-Света тем временем изучает барельефы, — медленно и неторопливо, хотя новое ее восприятие позволяет увидеть — не глазами — всё разом, одновременно, в самых мельчайших подробностях.

Сражений там нет.

На барельефах колосятся поля под мирным солнцем, и бродят стада по мирным лугам, не тронутым копытами боевых коней. И — люди: матери с младенцами на руках, и влюбленные пары — Любовь их ощущается даже при взгляде на холодный камень...

Паломница подрагивающими руками разворачивает ткань.

He-Света сосредоточивает все внимание на центральной фигуре барельефа, господствующей над всем и всеми — на женской фигуре в легких развевающихся одеждах.

ЭТО ОНА.

ОНА узнает себя и...

И что-то происходит... Не только на этой площади у двух храмов, и на этом острове, и в этом Мире, — но во всей Реальности.

Реальность содрогается.

Содрогается Мир.

Содрогается остров.

Содрогается площадь и содрогаются два стоящих на ней храма.

Коленопреклоненная женщина отдергивается в испуге. Из рук ее выпадает — и долго-долго летит вниз, навстречу каменным плитам, принесенный для Светлой дар. Долетает и рассыпается тысячей сверкающих осколков. Это оказывается зеркало — старинное, великолепно отполированное зеркало из горного хрусталя, оправленное в золото и самоцветы — фамильная драгоценность, из поколения в поколение переходившее младшей дочери в семье...

ОНА просыпается. Наконец-то ОНА просыпается... Лопается невидимый кокон, разлетаются цепи и разрываются путы. .. ОНА вспоминает ВСЁ... Понимает, что происходит вокруг, во всей Реальности, и понимает, что надо спешить — потому что нити рвутся быстрее и быстрее, рвутся от избытка Силы и недостатка Любви...

Поняла — но не спешит. Потому что...

...Глаза женщины наполняются слезами. Рыданий нет. Сил для них не осталось. И ни для чего другого — не осталось. Все кончено. Дар отвергнут. Не будет младшей дочери — с этим она уже смирилась. Просила об одном: дать им с мужем сына... Не будет и этого...

ОНА входит в женщину — аккуратно и осторожно. Нежно. Поднимается с колен и поворачивается — ее телом. Отирает слезы — с ее глаз.

Всё изменилось вокруг. Всё стало иначе. Храм Пронзающего багровеет, налившись грозной силой — и выступающий из крыши наконечник гигантского копья кажется добела раскаленным.

Но — на монументе, на женской руке, что устремлялась вверх — загорелось, вспыхнуло мягким голубым Светом изображение пламени на раскрытой ладони, — если это пламя. Или расцвел огромный цветок с полупрозрачными голубыми лепестками — если это цветок...

Муж возвращается к женщине — от храма Князя Ста Имен. В шагах его нет больше усталости, плечи распрямились и стал он как будто даже выше ростом... Но больше всего изменились глаза — сияющие потоки огня, казалось, льются из них.

ОНА — и женщина — делает шаг навстречу. Навстречу мужчине и ЕМУ.

Шагают, протягивая руки.

"Надеюсь, что у них родится не простой ребенок..." - посылает ЕЙ мысль Князь, пока покинутые ИМИ двое приходят в себя — на зеленом, полный диковинных цветов лугу — и пытаются понять, чем стало произошедшее только что между ними: святотатством? или...

"Тройня, Арес, тройня! — отвечает ОНА уверенно и счастливо. — Никак не меньше!"

И тут же мрачнеет:

«ТЕБЕ стоило разбудить меня раньше...»

«Я искал ТЕБЯ слишком долго, Фрейя... Много веков миновало в десятках Миров, которые я прошел на этом пути».

«Представляю, что творится ныне в тех Мирах...»

И тут же ОНА не представляет — но видит, видит сквозь Реальность — что там творится. Видит багровый Мир винторогих, видит семь других Миров Перекрестка... И — с особым чувством — смотрит на тот Мир, где провела годы и века в забытьи.

«Нам надо спешить, Князь!»

ОНИ спешат.

Вновь все вокруг смазалось, помутнело, стало полупрозрачным, и стремительно несется мимо — теперь в обратном порядке. Бирюзовая гладь моря — берег, усыпанный ослепительно белым песком — призрачные деревья леса — лента реки — опять лес — возделанные поля — строения и люди призрачного города... Нет! Над городом Князь замечает, что ОНА отстала — тут же поворачивает обратно. И видит...

...агонию крепости. Даже не крепости — лесной крепостицы. Два десятка домишек, обнесенных деревянным же полисадом, мирно стояли на неширокой прогалине, почти вплотную окруженной лесом. Стоят они и сейчас — но отнюдь не мирно. Пылают. Осады не было — внезапное нападение на рассвете, метко пущенные в караульных стрелы-срезни, заброшенные на полисад веревки с якорьками-кошками, вырезанная стража ворот и настежь распахнутые навстречу атакующим дубовые створки... Бой еще идет, захваченные врасплох жители еще пытаются сопротивляться на порогах своих домов, — но Князь Ста Имен видел достаточно битв, чтобы понять: все кончено. Обреченно защищающиеся люди уже мертвы. Хотя людьми их можно назвать с натяжкой — чуть другая физиология и анатомия; родственная, но все же иная ветвь эволюции. Атакующие — русобородые воины в начищенных островерхих шлемах — и не считают своих жертв за людей, ни с натяжкой, ни без таковой. Для них это мохнорылые лесные твари — и убивают их как животных. Всех поголовно, в общем, обычная для этого Мира история — причем в следующий раз палачи и жертвы могут поменяться местами. Князь недоумевает: что могло тут заинтересовать ЕЕ? Банальная стычка банальной войны рас... Потом ОН видит Дарящую — и то, что прервало ее путь...

...Саарги — так называют себя жители лесов, гибнущие от рук напавших, — плохие наездники. Их низкорослые, привычные к любому корму лошадки пригодны лишь распахивать небольшие делянки, укрытые на лесных полянах. И этот юноша-саарг держится в седле неуверенно — в седле громадного боевого коня. Судя по пятнам чужой крови на попоне, предыдущий владелец скакуна спешился не добровольно... Новый наездник бьет и бьет пятками в бока коня. За его спиной, вцепившись, прижавшись, — девушка. Конь переходит в галоп, несется между пылающими домами — к воротам, до сих пор распахнутым. Кучка воинов пытается преградить дорогу — и разлетается сбитыми кеглями. Конь с двумя седоками вырывается наружу — но они еще не спаслись. Потому что один из упавших поднимается на ноги. Вскидывает дальнобойный самострел, тщательно целится... Князь — он уже рядом с Дарящей — по положению оружия прекрасно видит траекторию полета стрелы. Выстрел будет беспощадный и меткий. Зазубренный наконечник пробьет сердце девушки и застрянет в позвоночнике юноши, сделав того калекой — даже если конь вынесет из бойни и кто-то придет на помощь...