– Не думаю.

– Ты заслуживаешь чего-нибудь приятного.

– Ну, посмотрим…

Она явно смутилась, но я не поняла почему. Ведь она замужняя дама. И это были ее собственные деньги. Ведь так?

Я сжала ее руку:

– Мы так далеко ехали!

Элеонор позволила себя убедить. И купила тюбик «Бледного мака». Теперь она просто сияла.

В бистро «Мезонин», расположенном в цокольном этаже, мы выбрали столик рядом с плексигласовой оградой, чтобы можно было наблюдать за прохожими, как будто мы в каком-нибудь парижском кафе. Когда мы уже сделали заказ, я заметила, как элегантная продавщица подтянула свои чулки, когда думала, что на нее никто не смотрит.

Официантка поставила на стол клубный сэндвич для Элеонор и горячий сэндвич френч-дип для меня.

– Ты довольна сегодняшним днем? – спросила Элеонор.

– Mais oui, – ответила я, обмакивая сэндвич в соус.

После ланча мы с Элли помыли руки в дамской комнате. Перед зеркалом сменили помаду на губах. Я никогда прежде не чувствовала такой близости к мачехе. Будь мы французами, это был бы момент, когда от формального «вы» переходят к неформальному «ты».

Мы сели в машину и поехали из города. Элли настроила радио на нашу местную станцию. Впереди, на горизонте, уже показалась водонапорная башня Фройда, «водяной замок» en français.

Повернув на нашу улицу, мы увидели пожарную машину. За пять кварталов трудно было разобрать, но вроде бы она стояла прямо перед нашим домом.

– Мальчики! – вскрикнула я.

Элли прибавила скорости. Нас не было здесь всего день… Неужели Джо сумел как-то найти в ящике буфета спички? «Пожалуйста, пусть с ними все будет в порядке!» – молилась я.

Но машина стояла перед домом Одиль. Дым сочился из ее окна. Один из пожарных вытаскивал из ее дома пустой пожарный шланг. Элли ударила по тормозам, мы выскочили из машины. Вокруг уже собрались соседи, и там же мы нашли Одиль, бессильно сидевшую на тротуаре. Миссис Иверс накинула ей на плечи одеяло, но Одиль, похоже, и не заметила этого.

– Что случилось? – спросила Элли шефа пожарных.

– Кухонный пожар, – ответил тот. – Что-то забыли в духовке.

– Печенье профессора Коэн, – пробормотала Одиль. – Я все больше и больше думаю о ней… Это я виновата.

– Такое случается, – постаралась успокоить ее Элли.

Мы обе присели на корточки рядом с Одиль.

– Я виновата, – повторила она.

– Но вы же не нарочно, – возразила я.

Одиль посмотрела на меня. И я ужасно обрадовалась. Мне было все равно, что она смотрит на меня как на незнакомку, широко раскрыв глаза.

– Мне так жаль, – произнесла она.

Я нервно сглотнула:

– Нет, это ведь я…

Мне хотелось сказать ей так много. Что я люблю ее. Что ее прощение имеет для меня огромное значение. Что я до сих пор сожалею…

– Почему бы тебе не зайти к нам? – предложила Элли.

Я проводила Одиль в наш дом, в мою спальню, и она легла на кровать.

– Хотите, чтобы я ушла? – спросила я.

– Сядь. – Она похлопала по краю кровати. – Я хочу, чтобы ты знала. Во время войны случалось многое, о чем никто не говорит даже сегодня. Дела настолько постыдные, что мы похоронили их на тайном кладбище, а потом навеки забросили могилы.

И, держа меня за руку, Одиль стала описывать действующих лиц. Дорогая маман и практичная Евгения. Шумный папа́. Реми, озорной близнец, которого я могла видеть каждый раз, когда смотрела на Одиль. Его девушка Битси, храбрая библиотекарша. Поль, такой красивый, что я тоже в него влюбилась. Маргарет, такая же веселая, как Мэри Луиза. Мисс Ридер, графиня и Борис – сердце, душа и жизнь библиотеки. Люди, которых мне никогда не узнать и никогда не забыть. Они жили в памяти Одиль, а теперь поселились и в моей.

К тому времени, когда она закончила, я ощущала всю эту историю как прочитанную книгу, она стала навеки частью меня самой. Когда нацисты являлись в библиотеку, я дрожала за стеллажами. Относя книги профессору Коэн, я спотыкалась о булыжники мостовой, боясь, что фашисты догадаются о моих целях. Когда еды становилось все меньше, у меня бурчало в животе, и я раздражалась. Я читала те чудовищные письма и не знала, что делать.

– Вы были такой храброй, – сказала я Одиль. – Вы не закрывали библиотеку, и люди были уверены, что смогут взять там книги.

– Я делала слишком мало, – вздохнула она.

– Le minimum? То, что вы делали, потрясающе! Вы давали читателям надежду. Вы показывали им, что даже в худшие времена люди остаются добрыми. Вы спасали книги и людей. Вы рисковали жизнью, чтобы обмануть чертовых нацистов. Это невероятно!

– Если бы я могла вернуться в прошлое, то сумела бы сделать больше.

– Вы спасли людей, спрятав письма!

– Если бы я уничтожила все «вороньи письма» сразу, как только их увидела, тогда было бы спасено куда больше жизней. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что именно необходимо делать. Я чересчур тревожилась, как бы меня не поймали.

Мне хотелось продолжить спор, но Одиль уже закрыла глаза.

За обедом – Одиль в это время дремала – Элли и папа решили, что она должна остаться у нас, пока ее кухню не отремонтируют, а потом просто стали болтать о том о сем. Я же продолжала размышлять о «вороньих письмах». Мне нравилось думать, что я сама не стала бы арестовывать невинных людей. Однако я уже убедилась в том, что способна слепо поверить во что-то и внезапно разъяриться. Наблюдая за тем, как папа ест бобы, я заметила, что его волосы начали седеть. И мне захотелось понять, какие тревоги мучают его по ночам, что он готов сделать ради защиты своей семьи… Я снова мысленно прошлась по истории Одиль, чувствуя, что в ней чего-то не хватает.

Каждое лето мы с бабушкой Джо посиживали летними днями на ее скрипучем крыльце и пили лимонад. Бабушка обожала собирать пазлы. Рассыпав кусочки на столе, мы воссоздавали голубые небеса над баварскими замками. А поскольку обитали мы посреди пшеничных полей, эти составленные из кусочков фотографии были моим первым взглядом на внешний большой мир. Бабушкина привычка собирать по две картины в неделю обходилась дорого, поэтому мама покупала их подержанными. Довод за – дешево. Довод против – можно было потратить часы, чтобы понять: какого-то кусочка не хватает, он потерян задолго до того, как картинка оказалась на благотворительной церковной распродаже.

Прошло довольно много времени с тех пор, как я испытывала разочарование из-за некомплектного набора, но теперь я узнала это чувство. В истории Одиль не хватало какого-то элемента. Частицы рамки или одного из уголков. Если Одиль любила Поля, почему она вышла замуж за другого человека?

Париж, август 1944 года