— А вы думали, для кого я их приготовил? — воскликнул Филипп, резко захлопывая ящик. — Я женился на вас против воли, но, в конце концов, я на вас женился. Все вокруг твердили, что при весьма изысканном вкусе вы к тому же очень привередливы. Мне совсем не хотелось, чтобы какая-то богатая торговка облила меня презрением.

— Значит, после свадьбы вы предполагали поселить меня здесь?

— Мне это казалось естественным.

— Но почему вы меня не пригласили?

Филипп подошел к ней. На его лице отражались самые противоречивые чувства, но внезапно Анжелика заметила, что он покраснел.

— Мне показалось, что между нами все началось настолько плохо, что на мое приглашение вы ответили бы отказом.

— О чем вы?

— После того что произошло в Плесси, вы не могли испытывать ко мне ничего, кроме отвращения… Я никогда не боялся врагов, король — тому свидетель… Но я думаю, что в то утро, когда я проснулся после… я предпочел бы оказаться под огнем ста испанских орудий, нежели встретить вас… Но это вы виноваты… Я был пьян… А кто осмелится дразнить пьяного мужчину, как это делали вы… вы делали это с таким наслаждением… Вы разозлили меня. Вы ели, — закричал Филипп, встряхнув ее за плечи, — в тот вечер вы ели с совершенно неприличным аппетитом, а ведь знали, что я готов был вас задушить!

— Филипп, — пробормотала испуганная Анжелика, — клянусь вам, я умирала от страха. Но я же не виновата, что от волнения во мне всегда просыпается ужасный аппетит… так, значит, вы заинтересовались мной?

— Как можно было вами не заинтересоваться? — воскликнул Филипп в бешенстве. — Чего вы только не устраивали, чтобы вас заметили! То без приглашения явились перед королем… то чуть не попались в зубы волку… у вас есть дети… и вы их любите… Как все это понять? О Господи! Вашему воображению нет предела… Боже мой! Когда в Фонтенбло я увидел, что ваша лошадь вернулась с пустым седлом…

Он вдруг подошел к ней сзади и с силой схватил за плечи, как будто хотел ее раздавить. И ни с того ни с сего спросил:

— Вы были влюблены в Лозена?

— В Лозена? Нет! Почему вы спросили об этом?

И Анжелика тут же покраснела, вспомнив о происшествии в Фонтенбло.

— Вы все еще думаете о том случае? Я даже не вспоминаю, честное слово, и уверена, что Пегилен тоже не придает этому никакого значения. Как вообще могла случиться подобная глупость? Я спрашиваю себя об этом и злюсь на себя. Случайное стечение обстоятельств — праздник, вино, приятная атмосфера, горечь разочарования. Вы были так суровы со мной, держались так безразлично. Казалось, вы вспоминаете, что я ваша жена, только для того, чтобы оскорбить меня или чем-то пригрозить. Я напрасно старалась выглядеть красивой… Я всего лишь женщина, Филипп! Пренебрежение — вот с чем не может смириться ни одна женщина. Оно разбивает ей сердце. Ее тело тоскует, изнемогает в ожидании ласк. И оказывается во власти красноречивого повесы — такого, как Пегилен. Все, что он нашептывал о красоте моих глаз и моей кожи, казалось мне тогда освежающим, как источник в раскаленной пустыне. И потом… я хотела вам отомстить.

— Отомстить мне? Ого! Мадам, вы перепутали роли. Это мне нужно было мстить вам, а не наоборот. Разве это не вы заставили меня жениться на вас?

— Но я же извинилась.

— Ох уж эти женщины! Они извинились и полагают, что все сразу забылось! Какая важность, что я стал вашим мужем исключительно под действием угроз с вашей стороны! Неужели вы думаете, что настолько серьезную обиду можно загладить одним извинением?

— А что еще я могу сделать?

— Искупить вину! — воскликнул он и занес руку, как будто для удара.

Но так как в глубине его голубых глаз мелькнуло лукавство, Анжелика улыбнулась.

— Искупление может быть и приятным, — сказала она. — Сейчас мы слишком далеко от дыбы и раскаленного железа.

— Не провоцируйте меня. В последнее время я вас щадил. И, кажется, заблуждался. Я чувствую, что, используя невероятную хитрость своего пола, вы намереваетесь связать меня, как кролика, попавшего охотнику в силки.

Анжелика тихо засмеялась и откинула голову назад, прижимая ее к плечу Филиппа. Ей почудилось, что он едва заметно наклонился, как будто собираясь коснуться губами ее виска или век. И хотя он этого не сделал, Анжелика почувствовала, как сжались руки мужа на ее талии, как участилось его дыхание.

— Вы утверждаете, что мое равнодушие ранило вас? Однако у меня сложилось впечатление, что мое общество вам в тягость, если не сказать — противно.

Смех Анжелики стих.

— Ах, Филипп! Всего капля любезности с вашей стороны — и общение с вами показалось бы мне волшебством. Это была заветная мечта, которую я берегла глубоко в сердце с того самого дня, когда вы взяли меня за руку и сказали: «Вот баронесса Унылого Платья». Уже тогда я любила вас.

— Жизнь… и мой кнут разрушили эту мечту.

— Жизнь разрушает, но она же и созидает… а кнут вы могли бы отложить. Я никогда не отрекалась от своей мечты. Даже когда мы были далеко друг от друга, в душе я…

— Иногда ждали меня?

Прикрытые ресницы Анжелики отбрасывали на ее бледные щеки сиреневатую тень.

— Я все еще жду вас.

Она почувствовала дрожащие и нетерпеливые руки Филиппа на своей груди, ощутила, как затрепетало все его тело, охваченное непреодолимым желанием.

Он тихо выругался, и Анжелика опять не сдержала смех. Вдруг Филипп наклонился, чтобы поцеловать эту нежную, трепещущую шею.

— Вы так красивы, так женственны! — прошептал он. — А я — всего лишь неловкий солдафон.

— Филипп!

Анжелика удивленно взглянула на мужа.

— Какая глупость! Вы злой, жестокий, грубый. Но неловкий? Нет. Такой упрек никогда не пришел бы мне на ум. К несчастью, вы не дали мне возможности познать вас как мужчину, любящего свою избранницу и стремящегося ей угодить.

— Такой упрек я не раз слышал от прекрасных дам. Мне кажется, что я разочаровывал их. По их словам, любовник, одаренный красотой и совершенством Аполлона, должен быть богом… и в постели.

Анжелика засмеялась еще звонче, опьяненная сладким безумием, которое, казалось, упало на них, как падает с ясного неба охотничий ястреб. Всего несколько секунд тому назад они спорили, но теперь его пальцы с нетерпением рвали ее корсаж.

— Осторожно, Филипп, прошу вас, чуть нежнее. Вы же не собираетесь разорвать в клочки этот жемчужный пластрон, который обошелся мне в две тысячи экю? Можно подумать, вы никогда в жизни не раздевали женщин.

— Еще чего! Достаточно задрать юбку…

Она приложила пальцы к его губам.

— Не начинайте все сначала, не становитесь грубым, вы ничего не знаете о любви, вы никогда не испытывали счастья.

— Так ведите меня за собой, прекрасная дама. Научите меня, чего ждут женщины от любовника, прекрасного, как бог.