Тах-тах-тах!

Три выстрела разделяли доли секунды. Максим Максимович покачнулся, его «калаш» с лязгом ударился о бетонный пол. Вслед за ним рухнул вниз и сам Конструктор.

Юрий подбежал к нему. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Максим Максимович уже не жилец. Вокруг головы его, подобно зловещему багровому нимбу, расплывалась лужа крови, а глаза быстро мутнели. Он почему-то улыбнулся Корнилову.

– Холодно… Слишком холодно. Лед… Никто никуда не полетит…

– Сдался вам этот полет! Томский и Вездеход случайно оказались втянуты в наши разборки. Старайтесь поменьше говорить. Берегите…

Но Максим Максимович уже ничего не слышал. Глаза его сделались неподвижными, а на губах застыла улыбка.

Стук успел сбегать за помощью. Хорошева перевязали, уложили на носилки. В сознание он так и не пришел. Для Максимыча принесли черный пластиковый мешок. Юрий сам застегнул на нем «молнию».

– Жаль. Интересный был мужик. Чего ему не хватало?

– Азарта, игры, – предположил Степан. – Из-за этого у него крыша и протекла. Вот я, например, тоже в картишки перекинуться не прочь…

– Завязывал бы, – посоветовал Анатолий. – А то у самого крыша прохудится.

– Да, Степа. И по поводу крыши, – подхватил Корнилов. – Как же вы так опростоволосились?

– Да это все Хорошев. Никто крышу до вашего прихода раздвигать не собирался. На кой, спрашивается? А полковнику температуру наружную зачем-то измерить понадобилось. Конструктор же наш, оказывается, только этого и ждал. Мы его по подземельям искали, а он на крыше нас караулил. Дальше все как по нотам: Серега пистолет выхватил, а Максимыч в него и пальнул. Заставил меня и Колю оружие бросить. Тут вы…

– А ведь мог бы натворить дел напоследок, – Юрий посмотрел на двоих солдат, дожидавшихся разрешения унести труп Максима Максимовича. – Похороните его, как полагается. На кладбище гастов.

В ангар вбежал еще один запыхавшийся солдат.

– Товарищ Корнилов, товарищ Корнилов! Разрешите доложить!

– Ну, что там еще?

– Эта певица. Разина. Она объявила голодовку. Вопит, чтобы ее выпустили и… похоронили в Пирамиде. По египетскому обычаю. Вместе с Тодором и Михаилом. Заявляет, что так поступали со своими домашними животными все фараоны.

– Лихо. От души. А что эти двое?

– Жить хотят. Уговаривают мамулю, чтоб с похоронами не торопилась.

– А Бронкс?

– Толстяк татуированный? Нет. Этот пока голодовку не объявлял. Жрет за четверых. А еще поет. Рэп. Матом.

– Выпустить их. Бронксу и Раисе дать защитные комбинезоны, противогазы, десяток сухарей и фляжку воды. Пусть топают к себе в Барвиху. Поставить Бронкса к стенке всегда успеем, а сейчас не стоит накалять ситуацию. Разиной можешь передать, что вопрос об ее похоронах по египетскому обычаю будет включен в повестку дня ближайшего совещания. И как же они мне все надоели! Степан, раздвигай крышу и смотри внимательно. Еще одного снайпера наверху я тебе не прощу.

– А ловко у тебя получается, – хмыкнул Томский. – Раз-два и по полочкам все разложил.

– Еще бы! Искусству управления меня обучал сам Конструктор… Ну, вы готовы?

– Теперь уж точно.

– Ну тогда, как говорится, – от винта!

Друзья крепко обнялись. Корнилов проводил Томского до кабины. Пока Толик запускал двигатель, Юрий успел пожать руку карлику, который вместе с чемоданчиком устроился на заднем сиденье, и легонько щелкнуть по носу Шестеру. Стук просто помахал улетающим рукой.

Завертелся, набирая обороты, несущий винт. Колеса гироплана оторвались от цементного пола. Он медленно поднялся над крышей бункера. Томский запустил маршевый винт. Продолжая подниматься, автожир начал двигаться и в горизонтальной плоскости. Через минуту он скрылся из виду. На цементный пол ангара упали хлопья мокрого снега и быстро превратились в лужи воды. Бамбуло нажал кнопку закрытия крыши.

– А Томский-то видминно стриляе. Нам такий хлопец дуже знадобився б.

– Зачем? – усталым голосом спросил Корнилов. – Чтоб стрелять? Нет, Степа. Хватит с нас стрельбы.

– Это точно. Пора перекусить. Война войной, а обед по расписанию.

Напряжение, в котором Корнилов находился последние две недели, начало спадать. Томский с лекарством для своих ребят благополучно улетел вместе с Вездеходом и его верной шестиногой лаской. Торсионный генератор уничтожен, и Сфумато больше не будет сводить с ума жителей Жуковки. Агрессоры разбиты и еще долго не оправятся после поражения. Конструктор, игравший людскими судьбами, мертв. Все в полном порядке. Живи и радуйся.

В отличие от Юрия, бесцельно бродившего по своему кабинету, практичный Стук сразу нашел себе занятие. На очищенном от карт и бумаг столе Степан разложил чистую тряпку, а на ней – принадлежности для чистки пистолета. Насвистывая, достал из кобуры «макар». Заглянул в ствол.

– Ого! И как его до сих пор не заклинило? Ну, ниче, разберемся. Чисти черевики швидче ходять.

Корнилов ничего не ответил. Остановился, просто следил за движениями пальцев Бамбуло и хмурился.

Степан вытащил магазин из основания рукоятки «ПМ», оттянул затвор, чуть приподнял его и отделил от рамки. Повращал возвратную пружину, снял ее со ствола. Взял паклю, потянулся к пластмассовой баночке с оружейной смазкой и взглянул на Корнилова.

– О чем думаешь, Юрец? Скривився, як середа на пятницу.

– Да так. Обо всем и ни о чем.

– Знаю. Максимыч тебе покоя не дает. Только чего о нем теперь думать? Помер Конструктор и нам больше не навредит. Були у козы роги, та стерлися.

– Стерлися-стерлися, – согласился Юрий. – Только не в одном Конструкторе дело. Чужие мы здесь, Степа, и всегда будем чужими.

– Ты это к чему?

– Томский предложил мне вернуться в Метро. Присоединиться к его группировке. Вот я и думаю, Стук: чего мы здесь не видели?

– А в Метро? Лично я столичной подземкой по горло сыт. Мало тебе там досталось?

– Да уж хватило. Вот только… Ну, не знаю. Отстань. Чего привязался? Чисти свой пистолет!

– Ха! Это я-то к тебе привязался? Не-а, Корнилов. Это ты никак не можешь успокоиться и другим покоя не даешь.

Юрий махнул рукой, бухнулся в кресло.

– Уйду я отсюда, Степан.

– Смысл?

– А какой смысл здесь оставаться? Все утряслось. Теперь и без меня справитесь.

– Чего тогда ждешь? Улетал бы с Толяном и душу не травил.

– Еще пару деньков. Серега Хорошев очнется, попрощаюсь и видал я в гробу вашу Империю и вашу Пирамиду!

Бамбуло собирался ответить, но тут в дверь постучали.