Принималась во внимание и национальная проблема. Предпочтение при вербовке коллаборационистов, в особенности до 1943 года, немцы отдавали не русским, а лицам других национальностей или тех групп, которые, по их мнению, являлись противниками советского режима. Поэтому осуществлялся призыв украинцев, казаков, лиц прибалтийских и кавказских национальностей. Советская пропаганда учитывала это, хотя нет свидетельств того, что основной упор делался на национальные особенности. Тем не менее делалась попытка развенчать немецкие утверждения о предпочтительном отношении к нерусским. Так, в одной из листовок подчеркивалось, что немцы напали на Советский Союз, чтобы захватить сырье Украины, Кавказа и Белоруссии. В другой проводилась мысль о том, что цель развязанной немцами войны – утвердить свое мировое господство, что исключает возможность хорошего отношения к какой-либо нации. «Фашистам нужны вы, ваша жизнь и ваша кровь, чтобы осуществить свой идиотский план превращения народов Европы и Советского Союза в рабов». Иногда в листовках, обращенных к украинцам и другим славянам, присутствовали панславянские мотивы.

Призывы к латышам, литовцам и эстонцам были аналогичны призывам к лицам других национальностей; основное внимание в них уделялось зверствам немцев, советским победам и военным целям Германии. Однако в некоторых листовках делалась попытка отождествления национальных интересов независимых в прошлом государств с интересами советского режима. В одной из листовок, адресованных литовским солдатам, описывалось, как немцы подавили выступление литовских студентов и как партизаны пришли им на выручку. Не делая скидок на литовский национализм, листовки рисовали партизан как истинных защитников литовского народа. Листовки, предназначенные для эстонских коллаборационистов, старались показать, что советский режим является поборником национального существования Эстонии, тогда как немцы стремятся использовать эстонцев лишь как пушечное мясо. В качестве доказательства приводился тот факт, что много эстонцев погибло в Сталинграде зимой 1942/43 года. В другой листовке утверждалось, что эстонских солдат отправляли в Африку воевать за германский империализм, а вовсе не за независимость Эстонии. Национальные различия учитывались главным образом лишь в призывах местного значения, хотя распространяемые партизанами листовки часто были обращены к «русским, украинским и белорусским солдатам» или «к литовским солдатам», а в ряде случаев к отдельным воинским частям, таким как, например, «украинский полк под командованием майора Вайсе». Составленные самими партизанами листовки часто были обращены к отдельным группам коллаборационистов. Их преимуществом являлось то, что в них можно было показать коллаборационистам, каким путем можно дезертировать. Одна партизанская листовка после обычных призывов заканчивалась следующими строками:

«Мы, партизаны Марковской бригады, обращаемся к вам со следующими предложениями:

1. Расстреляйте своих преданно служащих немцам начальников.

2. Берите свое оружие и боеприпасы.

3. Направляйтесь в деревню [название], где мы будем вас ждать. Приходите при первой представившейся возможности. Мы обсудим основные условия [принятия вас в наши ряды].

Привет от советских партизан.

Штаб партизанской бригады имени Ворошилова».

Иногда партизаны использовали в качестве стимула к дезертирству письма, адресованные отдельным коллаборационистам. В одном из случаев, например, военнослужащий так называемого «восточного батальона», вступивший в переписку с партизанами, получил заверения в том, что его батальону пойдут на уступки, если он дезертирует в полном составе. В другом письме, адресованном командиру воевавшей против партизан группы, запрашивались разведывательные сведения и содержались угрозы передать немцам изобличающие его сведения в случае отказа сотрудничать.

Одним из средств советской психологической войны являлась устная пропаганда, проводимая контактировавшими с коллаборационистами людьми или внедренными в подразделения коллаборационистов агентами. Во многих случаях трудно доказать, что такие агенты были партизанами, но им всегда требовалось устанавливать с партизанами связь, поскольку в первую очередь они должны были способствовать переходу коллаборационистов на сторону действовавших в округе партизан. Эти агенты распространяли слухи и сеяли недоверие, пытаясь вбить клин между коллаборационистами и немцами. Источники происхождения широко распространяемых слухов, разумеется, было невозможно установить. Немцы часто приписывали их советским агентам, тогда как по существу они являлись естественным выражением недовольства и недоверия утратившего иллюзии населения. Тем не менее нельзя отрицать и то, что партизаны и их агенты использовали слухи в целях пропаганды и что все – включая гражданских лиц, коллаборационистов и, видимо, даже самих немцев – способствовали их распространению.

Пропаганда без использования печатного слова

1) Обращение с военнопленными

Обращение с захваченными в плен коллаборационистами почти никогда не фигурировало в качестве аргумента в пропагандистских кампаниях. Но эта проблема тем не менее имела крайне важное значение. Поскольку в глазах советского руководства все сражавшиеся на стороне немцев являлись предателями по определению, к ним нельзя было обращаться с призывами, которые обычно адресованы войскам противника, а нужно было побуждать к дезертирству обещаниями безопасности, хорошего обращения и быстрого возвращения домой после войны. Однако, как было показано, коллаборационистам предоставляли возможность искупить свою вину добровольным переходом на советскую сторону. Если их захватывали силой, они теряли шанс воспользоваться такой возможностью и не могли рассчитывать на положенное настоящим военнопленным обращение. Кроме того, партизаны не могли брать в плен и содержать их в больших количествах по тем же причинам, по которым не могли держать огромную массу военнопленных и немцы. Как это нередко происходит в партизанской войне, существовало всего две альтернативы: пленного либо убивали, либо он сам становился партизаном. Примеры того, как взятым в плен коллаборационистам сохраняли жизнь и отправляли в Москву для допросов, имели место лишь в тех случаях, когда советские власти стремились получить подробные сведения о подходе немцев к проблеме коллаборационизма[219].

Судьбы взятых в плен коллаборационистов в первую очередь зависели от отношения к ним отдельного партизанского командира. В крупных, базирующихся на одном месте бригадах у рядовых коллаборационистов было больше шансов остаться в живых. Нижеследующее наблюдение одного из офицеров отряда Ковпака, пожалуй, можно отнести ко всем таким отрядам: «Если рядовой [коллаборационист] мог надеяться на великодушие партизан, то руководителей и офицеров предателей ожидало мало хорошего, если они попадали к нам в руки»[220].