— Очень вкусно, — похвалил он ее.

— Я полностью доверяю тебе, Рэтти, — ответила София, которой меньше всего хотелось вдаваться в детали.

Пока она была с лошадьми, она ощущала себя, как дома.

Лето прошло очень быстро. София всего раз выбралась в Лондон. Мэгги и Антон не скрывали своего возмущения, и ей пришлось рассыпаться лестью, чтобы вернуть себе их расположение. Она задержалась у них ровно на час, так как ей не терпелось вернуться к лошадям. Мэгги и Антон были очень рады встрече с Софией, однако не могли не заметить, что ее сердце теперь всецело отдано новой работе, и это их весьма опечалило.

В сентябре Давид начал проводить гораздо больше времени за городом. Он переделал свой кабинет в офис и нанял секретаря. Его дом вновь наполнился оживленными голосами. Но если бы Давид был честен с собой, то признался бы, что безнадежно влюбился в Софию. Он уже не мыслил себе жизни вдали от нее. Именно она была причиной того, что Давид вдруг решил снова взяться за работу конезаводчика. Ему было все равно, во что это обойдется, он заплатил бы любую цену. Нанять Софию на работу, было единственным способом удержать ее возле себя. Если бы он попросил эту девушку встречаться с ним, то наверняка привел бы ее в замешательство. Сейчас он платил ей двенадцать фунтов плюс полное содержание в доме, хотя самым горячим желанием Давида было дать ей свое имя и поделиться всем, чем владел сам.

София была в восторге, оттого что Давид проводил теперь больше времени в Лоусли. Он привозил с собой собак, Сэма и Квида, которые бегали за Софией целый день, а их смешные глаза искали ее взгляда. Они с Давидом проводили долгие вечера, гуляя по саду, беседуя и наблюдая за тем, как длинные тени пляшут по земле на легком ветру. Лето проходило, уступая место осени. Давид заметил, что София никогда не упоминала о доме, поэтому и не заводил разговора на эту тему. Однако он не мог притворяться, что это его вовсе не интересует — ему хотелось знать о ней все. Он мог бы покрыть ее поцелуями, чтобы она побыстрее забыла обо всех своих несчастьях. Честно говоря, его тянуло поцеловать Софию каждый раз, когда он видел ее, но он боялся спугнуть ее. Он не мог позволить себе потерять ее. Таким счастливым Давид давно себя не чувствовал. Поэтому он никогда и не пытался поцеловать ее. И вот как только София начала забывать свое прошлое, в Лоусли приехал кое-кто, напомнивший ей о родине.

Давид не устраивал вечеринок с самого лета. Ему было радостно проводить все время наедине с Софией, но Заза предложила пригласить в поместье гостей, более подходящих Софии по возрасту.

— София очень привлекательная молодая женщина. Она обязательно должна с кем-нибудь познакомиться. Нельзя же прятать ее от мира, — сказала она, не осознавая, как ее слова ранят Давида.

Давид наблюдал за Софией, которая летала по дому со счастливым видом. Ему казалось, что ей меньше всего хотелось познакомиться с молодым человеком. Но Заза настаивала, все время повторяя:

— Только женщина может понять женщину.

Давид был почти на двадцать лет старше Софии, поэтому вряд ли мог претендовать на то, чтобы считаться ей подходящей компанией.

Когда Заза и Тони представили ему Гонсало Сегундо, высокого красавца, игрока в поло, друга их сына Эдди, Давид понял намек и пригласил Гонсало на уик-энд к себе в Лоусли. Реакция Софии оказалась неожиданной.

— София Соланас! — воскликнул Гонсало, когда их представили друг другу. — Ты не доводишься родственницей Рафе Соланасу? — спросил он по-испански.

София была потрясена. Она не слышала родной речи уже много лет.

— Он мой брат, — хрипло отозвалась она.

Она невольно отступила назад: этого крошечного напоминания о прошлом оказалось достаточно, чтобы пошатнуть весь ее новый мир, словно карточный домик. Она побледнела и выбежала из комнаты в слезах.

— Я сказал что-то не так? — воскликнул Гонсало.

Давид постучал в дверь ее комнаты.

— София, с тобой все в порядке? — тихо позвал он, снова постучав.

Она открыла. Давид медленно вошел, сопровождаемый своими неизменными спутниками, Сэмом и Квидом. Собаки сели у его ног, принюхиваясь и вертя головами со встревоженным видом. На лице Софии еще не высохли слезы, а глаза были красными.

— Как ты мог! — закричала она. — Как ты мог пригласить его, не спросив сначала меня?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, София. Прошу тебя, успокойся, — твердо сказал он, взяв ее за руку.

Она быстро отстранилась.

— Я не успокоюсь, — резко выговорила она.

Давид притворил за собой дверь, так как не хотел, чтобы их разговор услышала Заза.

— Он знает мою семью. Он вернется и все им расскажет, — рыдала она.

— Это имеет такое большое значение?

— Да, это имеет огромное значение, — выкрикнула она и рухнула без сил на кровать. — Это имеет чрезвычайное значение.

— София, я не понимаю, о чем ты говоришь. Как я должен догадываться о твоей истории, если ты мне ничего не рассказываешь? Я решил, что тебе будет приятно встретить кого-нибудь из своих соотечественников.

— О, Давид! — Она бросилась к нему на грудь и зарыдала с новой силой.

Он обнял ее, и она его не оттолкнула.

— Я уехала из Аргентины три года назад, потому что у меня был роман с молодым человеком, а родители не одобряли его. С тех пор я туда не возвращалась.

— Не возвращалась? — Он не знал, что сказать.

— Я поругалась с ними, я их ненавидела. Я по-прежнему ненавижу их всех, поэтому не общаюсь ни с кем из семьи.

— Бедняжка, — проговорил он и не заметил, как начал гладить ее волосы.

Давид боялся пошевельнуться, чтобы не нарушить очарования этого момента.

— Я люблю их. И я их презираю. Я скучаю без них, но не знаю, смогу ли я их когда-нибудь увидеть. Я не могу даже подумать об этом. В Лоусли я наконец-то снова обрела мир в душе, здесь я была счастлива! И теперь вот это!!!

Давид был заинтригован и растерян, не зная, как отреагировать, а она начала плакать снова. На этот раз ее рыдания было просто невыносимо слушать, они сотрясали ее хрупкое тело, словно рыдало само сердце. Он еще не видел более несчастного человека. Она плакала так, что едва могла дышать. Давид испугался — он не понимал, как вести себя в подобной ситуации, и решил позвать Зазу. Возможно, женщине будет легче понять другую женщину, но София ухватилась за него и попросила не оставлять ее одну.

— Давид, я должна признаться еще кое в чем, прошу тебя, останься, — умоляюще произнесла она.

И София рассказала ему о том, как ее предал Санти, не открывая того, что Санти — ее двоюродный брат. Потом она сделала паузу и призналась:

— Я отдала своего ребенка.

Она говорила без малейшей надежды на понимание. Когда Давид заметил ее взгляд, он понял ее боль. Ему хотелось сказать ей, что ее история будет иметь счастливый конец, он готов подарить ей детей, любовь к которым растопит лед в ее душе. Но он не знал, как выразить свои чувства. Он привлек ее к себе, и они так и сидели в тишине. В этот момент Давид ощутил, как нежность затопила его душу. Он сам не ожидал, что способен на такое сильное чувство. С Софией он был счастлив. Без нее его снедало одиночество. Он знал, что сможет сделать и ее счастливой.