— Кэт, — сказал он, — не поможешь ли Эллисону собирать дрова — ветки, изгороди — все, что еще не обуглилось. И несите все это сюда, любая бумага тоже пойдет в дело — посмотри в мусорных баках. И держись, пожалуйста, на расстоянии голоса.

Эллисон, казалось, собрался что-то возразить, но потом счел за лучшее не спорить. Он пошел вперед, рукой отгоняя мух от лица. Кэт шла с ним.

Калвер медленно повернулся и взглянул на последнего человека, оставшегося с ним.

— Теперь, Дили, мы с тобой вдвоем. У меня есть к тебе один-два вопроса. И ты дашь мне на них честные ответы. И попробуй увильнуть! Я тебе, сука, шею сломаю!

Алекс Дили с трудом передвинулся к дереву, почерневший зубчатый силуэт которого вздымался в небо, подобно обвиняющему персту. Пожар, разгоревшийся неподалеку еще днем и упорно пожиравший все, что могло гореть, окрашивал туманную мглу в оранжевый цвет. Но пламя это было желанным. И не только из-за тепла, разгонявшего внезапный холод ночи, но и потому, что оно не подпускало к людям всеподавляющий мрак и кошмары, которые он нес с собой. Все, кроме Калвера и девушки, нашедших, казалось, друг в друге и тепло и душевный комфорт, держались поближе к этому покровительственному огню, пристально вглядываясь в его сполохи и переговариваясь полушепотом. Время от времени спокойное течение разговора прерывалось смехом. Он никогда не доходил до хохота, все время был приглушенным: люди боялись, что громкие звуки могут услышать враги. Дили продолжал оставаться в стороне от группы, укутавшись в одно из одеял, которые три механика прихватили с собой в руины из фуражирской экспедиции. Уединился он потому, что их возмущение по его адресу было открытым, недвусмысленным и действовало ему на нервы. Кретины! Проклятые, неблагодарные кретины!

Дили натянул одеяло на голову, плотно прихватив его к подбородку. Сейчас он напоминал свернувшегося калачиком спящего монаха. Отблески пожара высвечивали время от времени лишь его нос и кончик подбородка. Он чувствовал запах аэрозоля от насекомых и антисептической мази, раздобытых в разрушенном городе, давала себя знать рана на лбу, залепленная пластырем, и другая рана, побольше, — на тыльной стороне кисти. Обе раны он получил во время их бегства из убежища. Между тем остальные стали беспокоиться — три механика, вновь отправившиеся туда, где когда-то был город, все не возвращались. На самом деле причин для тревоги не было и задержались они лишь потому, что старались отыскать в развалинах побольше полезных вещей.

Часть магазинов бывшего города была уничтожена огнем, но большинство оказались погребенными под развалинами офисов, в первых этажах которых они размещались. И все же до некоторых вполне можно было докопаться. Этим-то и занялись три механика. В результате осторожных раскопок они как бы извлекли из-под земли парочку кафе-ресторанов, скобяную лавку да еще аптеку, а Джексон припомнил о приютившемся некогда над рынком центре постельных принадлежностей. Там они добыли простыни и одеяла и увязали в них свои трофеи. Мужчины вернулись к лагерю сплошь перепачканные сажей, но даже она не смогла скрыть необычную бледность их лиц. Они наотрез отказались рассказывать о том, что видели. А глазам их не раз представлялись душераздирающие картины. И только Фэрбенк упомянул о грудах трупов, разнесенных взрывами по углам улиц или прибитых к горам руин. Будто это был мусор, разнесенный ураганным ветром. Они не встретили ни единой живой души.

Огонь зажигалки, найденный Эллисоном возле какого-то трупа, помог им не заблудиться в этом сыром тумане, когда они искали дорогу назад. И теперь они с гордостью и почему-то поспешно демонстрировали свои трофеи. Четыре остро наточенных топорика с короткими ручками, два молотка и шесть длинных ножей они прихватили как оружие — не важно для каких целен были когда-то предназначены эти вещи. Фонарики, уже заряженные батарейками, тонкая веревка, ложки, ножницы, две открывалки для консервов, картонные стаканчики, миниатюрная походная плитка с газовым баллоном — все это было взято в скобяной лавке. В аптеке, куда, кстати, труднее всего было проникнуть, но, как оказалось, риск и усилия с лихвой оправдали себя, нашлись бинты и прочий перевязочный материал, вата, антисептическая мазь, аэрозоль от насекомых, бикарбонат соды, таблетки глюкозы, витамины в пилюлях, стерилизующие таблетки для очистки воды и — что было сочтено исключительно важным — три рулона туалетной бумаги. Кроме того, Фэрбенк с глазу на глаз вручил Кэт два маленьких пакетика, в которых, как предположил Дили, были тампоны (он также подозревал, что с ними были завернуты и противозачаточные таблетки), поскольку Дили знал, что доктор Рейнольдс настоятельно убеждала всех уцелевших в убежище женщин пользоваться контрацептивами, благоразумно включенными правительством в медицинское снаряжение.

Несколько батареечных радиоприемников, которые попались под руку, были либо абсолютно немы, либо издавали лишь помехи. Что касается еды, то добытчики унесли все консервированные продукты, которые только смогли найти. Правда, в итоге унесли не слишком много — получилось бы уж очень тяжело и громоздко. Но ведь ничего не стоило сходить еще разок и пополнить припасы.

Во время поисков — особенно восхитили механиков бывшие кафе-рестораны — трудно было вообразить, сколько в них хранилось самых разнообразных консервов. Именно там был собран богатый урожай банок с фасолью, супами, куриными грудками в желе, ветчиной, сосисками, языками, горохом, спаржей, морковью, персиками, ломтиками ананасов, сгущенным молоком и кофе. На тот случай, если в дальнейшем не удалось бы отыскать воду, разведчики прихватили большие банки кока-колы и лимонада. Все расхохотались, когда Калвер заявил, что он, мол, рад, что механики не стали тащить в лагерь МНОГО пищи.

Особенно шумное оживление вызвали две бутылки “Джонни Уокера” с черной головкой, которые эффектно предъявил обществу Фэрбенк.

Еду разогрели прямо в банках на маленькой плите, а Кэт, пока готовился обед, обработала и перевязала раны скитальцев. Все были крайне благодарны за аэрозоль от насекомых: воздух буквально кишел ими. Еду разложили поровну в пластиковые миски, и, кажется, никто не пожаловался на то, что мясо слишком уж перемешалось с овощами. Ели так, будто это был их первый обед за многие недели до того и он же будет последним на ближайшую пару недель. Десерт подали в новой посуде, ну а кока-колу пили прямо из банок. А Джексон почти превзошел славу Фэрбенка с его виски, когда, подобно фокуснику, извлекающему прямо из воздуха очаровательных крольчат, вытащил из кармана брюк четыре пачки сигарет.

Выпивка, сигареты и набитые желудки сделали свое дело — всех охватило беззаботное настроение, что, впрочем, было вполне естественным противовесом длительному напряжению накануне. Они с надеждой говорили о будущем, и гораздо больше, чем о минувшей трагедии. Каждый подсознательно стремился вызвать в себе радостные порывы, какие только можно было пробудить в их вдребезги разбитых жизнях.

Дили не участвовал в разговоре, но все же, хотя и с унылым видом, сидел поблизости, пристально глядя на костер.

Сумерки сгустились быстро — быстрее, чем обычно бывало в это время года. Испарения, медленно рассеивавшиеся в течение этого долгого дня, вновь опустились к земле, будто придавленные совершенно невероятным закатом. Встав как один беглецы в изумлении смотрели на запад. Их поднятые лица освещали отблески странного и страшного заката.