И в честь кого я могла назвать новорожденную дочь? В честь той, кого любила больше всех на свете. Элисон.

Голос Моники охрип и оборвался, а я, не отдавая себе в этом отчета, начала медленно оседать на пол.

– Шли годы. Элисон росла на удивление тихой, милой, радостной девочкой. Ослушалась меня единожды, когда, несмотря на запрет, прыгала на кровати, упала и разбила губу. Странно, но только тогда в полной мере мне стало понятно, что в вечер своего исчезновения я попала туда, куда было суждено. Но все равно, ты только представь, что я испытала, когда еще через три года мы играли на площадке, и я увидела, как ты знакомишься… со мной.

Моника… мама… – как теперь ее называть? – смотрела на меня с противоположной стороны комнаты, а я поражалась своей глупости. Как, как я могла этого не замечать? Да, туман на протяжении десятков лет одурманивал Эмброуз, но ведь не настолько, чтобы оказаться такой слепой!

– А мой папа? О нем ты все рассказала?

Она засмеялась.

– История с твоим отцом – самое нормальное, что здесь произошло.

– И ты никогда не пыталась его найти?

– Как мне доподлинно стало известно, в то время под Сиэтлом находилась какая-то секта. Упоминания о ней появились и исчезли в тот же промежуток времени, что и твой отец. Больше мне ничего не известно.

– Почему я теперь вижу, кто ты на самом деле?

– Потому что ты догадалась. Увидела коробку?

– Да. Медвежонок из этих шахт, желтый дождевик… а самое главное – конверт мистера Ньютона. Но что… как теперь быть? Что делать?

Она подошла ко мне и присела на корточки, заглядывая своими бездонными карими глазами мне в душу. А ведь они не поменялись… и этот запах корицы… легко себя чувствовать одинаково безопасно с двумя людьми, если это один и тот же человек.

– Элисон… Я была хорошей подругой и такой же хорошей матерью… Неужели для тебя правда что-то изменила?

Я зажмурилась, до боли ломая пальцы рук.

– Эти убийства… «французы»… Эмбер… ты могла все предотвратить… но не стала…

– Я пыталась, но ты же видишь, к чему это привело! Я перенеслась в 2002 год, а потом у меня появилась ты…

– Попыталась бы сейчас, будучи уже моей матерью, а не Моникой!

– Ты забываешь, – покачала она головой, – что Моникой я быть не перестала. К тому же… в первый день, когда меня кинуло в прошлое, кое-что случилось, из-за чего меня сначала не захотели возвращать.

– И что же такого произошло?

– «Французы», – она поджала губы, – я же говорила, что напортачила. Перед тем, как меня вырубили, я стала свидетельницей пожара. Двадцать первое августа, помнишь? Больница, родильное крыло… я увидела горящее здание, вызвала пожарных и предотвратила то, чему было суждено, как они думали, случиться.

– То есть… как же так…

– «Французы» должны были умереть в том пожаре. Я же, сама того не ведая, спасла их всех.

– Почему тогда ребят все-таки убили, да еще и спустя почти восемнадцать лет?

– Ох, это очень сложный вопрос, Элисон. Скажем так, если может показаться, что прошлое можно изменить, то судьбу не обманешь. Ты ведь видела конверт мистера Ньютона? Так ты до конца убедилась, что я и есть Моника?

– Да… но прочитать можно было только первые строчки письма, где он размышляет, как к тебе лучше обращаться, Моника или Мерилин.

– Еще один фокус отца Анны, – усмехнулась она, – ладно, давай тогда по порядку.

«Красный маяк» действительно путешествовал в прошлое и в будущее, но во временной поток нашей реальности попадал всего пару раз. И на самом деле ученые знали, что прошлое изменить нельзя. В отличие, как они полагали, от будущего. Но и тут они ошибались. Видишь ли, перемещаться по нашему времени можно исключительно тогда, когда твои намерения не направлены на изменение прошлого или будущего. В другом же случае Вселенная «отправляет» путешественника в параллельные миры. «Красный маяк» этого не знал и, сам того не ведая, постоянно воспроизводил события, которым было суждено случиться. При этом они не переставали удивляться, почему в будущем столь много различных вариантов событий и не все они сумели предугадать или изменить, полагая, что немного позже сумеют разобраться, как менять будущее. Поэтому было принято решение залечь на дно и доработать формулы.

А вот отец Анны, благодаря мистеру Бейкеру, который был медиумом, догадался, в чем дело. Ведь сновидения Бейкера всегда перетекали в реальность, в отличие от отчетов скачков во времени «Красного маяка». Благодаря вещим снам друга, мистеру Ньютону удалось свершить настоящее путешествие в будущее, ведь его целью было не поменять что-либо, а выполнить то, что предначертано ему судьбой. Так он узнал все.

Теперь вернемся к событиям этого года. Иногда скачки, по большей части в будущее, свершались. Человек без лица доложил своему руководству, что «французов» в любом случае придется убрать – как оказалось, их любовь к руфингу стала бы равносильной желанию разоблачить работу в шахтах Изумрудного леса, и хоть пока в этом по-настоящему заинтересован был только Питер Хилл, вскоре к нему присоединились бы и все остальные. Их решили убрать с помощью Лили, которую хотели завербовать. Но опять же – из-за того, что желание «Красного маяка» отправиться в будущее было продиктовано корыстью и желанием внести изменения, которые противоречили правильному ходу событий, они попали в параллельный мир. Там они увидели, как «французы» благодаря железным доказательствам с помощью телевидения и правительства (которое не одобряло подобные эксперименты) уничтожают все то, что «Красный маяк» строил десятилетиями. В нашей же Вселенной «французам» было суждено умереть, так как руководство проекта видело то, чего никогда бы не произошло во Вселенной нашего временного потока, и они, сами того не ведая, вершили то, что было предназначено ребятам судьбой. Замкнутый круг.

Голова кипела от фантастических рассказов. Но вопросов все еще было слишком много.

– А Эмбер? – Сожаление о погибшей подруге накрыло меня, как в день ее убийства. – Ее за что?! И неужели ты, зная все наперед, даже не подумала все-таки как-то вмешаться и разобраться в этом? А вдруг ты выиграла бы какое-то время?

– Я не могла рисковать тобой, идя наперекор проекту. А Эмбер должна была уйти со сцены, так как оказалась слишком смышленой. Помнишь ту книгу, «Квантовый номер», Джима Уолтера, которую она читала летом? Оказывается, в ней часто упоминается Эмброуз. Эмбер, как и мы в свое время, подняла архивы, прочитав все старые газеты, подшивки, заметки, и ее смутил пожар двадцать первого числа. А потом Брайан в одной из бесед обронил, что родители часто упоминают эту дату… Эмбер хотела подружиться с настроенными против нее «французами», поэтому решила впечатлить самого дружелюбного из них, Питера, но кто мог знать, что она свернет на опасную тропинку? Ее убрали.

– Но… кто именно это сделал?

– Фанатик Джима Уолтера, которого «Квантовый номер» начал сводить с ума. Джон Новак. В конце концов, показания школьников Эмброуза о ночи, когда убили Эмбер, яйца выеденного не стоят: все были либо пьяны, либо и вовсе под кайфом. Кстати, именно поэтому ты и нравилась Джону – твой день рождения двадцать девятого июня. А судя по размышлениям автора «Квантового номера», это число является еще одним порталом для путешествий во времени. «Красному маяку» было легче легкого подтолкнуть окончательно свихнувшегося Новака к убийству Эмбер, ведь тот счел ее интерес к «Квантовому номеру» посягательством на святое.