Когда Яра спустилась в большую светлицу их с Яромиром терема, Гоенег и Белозёр уже сидели за столом. С ними сидел и Яромир. Золотой огонь горевших свечей разливался по деревянной мебели и резному, украшенному вышитыми салфетками столу; отражался от седых волос и дорогих платьев собравшихся мужей. На Гоенеге был шёлковый кафтан – бывшего охотника едва можно было узнать.

– Гой еси, Яра, – сухо проговорил он, и Яра, сердечно поприветствовав Гоенега и Белозёра в ответ, тоже села за стол. Служка предложил принести яств, но и хозяева, и гости отказались, отослав мальчика за дверь. – Я, признаюсь, до сих пор зол на Веслава за то, что он оставил мою дочь, – прямо говорил бывший охотник, и Белозёр устало обхватил голову руками. – Не хватило у Веслава сил быть истинным мужчиной – и за жену, и за царство перед Богами отвечать! – гневно сжал кулаки.

– Хватит на моего сына клеветать! – опустил руки Белозёр и сердито посмотрел на Гоенега. – Твоя дочь сама от него по всему теремному дворцу пряталась – я видел, как мой сын от того страдал!

– Тоже мне, скажешь, страдал! – вскинул руки Гоенег. – Муж он ей или кто? – хмурился. – Муж жену защищать должен, а не в беде оставлять!

– В какой беде?! – переспросил Белозёр. – Василиса, как ты помнишь, в Солнцеграде оставалась, с нами! – вскинул палец бывший рыбак. – Что же ты за отец такой, что дочь не уберёг?

– Да как ты смеешь! – возмутился Гоенег. – Ты…

– Не бранитесь, прошу! – взмолилась Яра, сложив у груди руки: последнее время Гоенег и Белозёр только и делали, что ругались.

Гоенег умолк, но всё ещё гневно взирал на Белозёра, что отвечал ему не менее суровым взглядом.

– Давайте оставим в стороне обиды, – поддержал жену Яромир. – Не будем ещё больше пускать в сердца тьму.

– Мудро говоришь, – согласился Белозёр и, посмотрев на Гоенега, что всё ещё хмуро взирал на него, сказал: – Мне тоже больно, очень. И за сына, и за Василису…

Гоенег кивнул.

– Мы пришли, дабы предложить вам вместе покинуть Солнцеград. – Гоенег посмотрел на Яромира. – Дай Сварог, Драгослав не сможет прочитать наши думы.

– Кто знает, – пожал могучими плечами Яромир. – Мы тоже хотим уехать из столицы, – веденей посмотрел на кивнувшую ему Яру.

– Бессмертный спешит со своей коронацией, – озираясь, хмуро произнёс Гоенег. – И дочь его, эта Злата… Я так и не понял, царевна тоже воскресла или даже не умирала?

– Да какая разница, – махнул рукой Белозёр. – Видеть её не хочу – взгляд у неё хуже, чем у Кощея, – смотрит, будто злая волчица, и внутри всё переворачивается, – бывший рыбак невольно поморщился.

– Как же покинуть Солнцеград так, чтобы Бессмертный не заметил? – спросила Яра. – Не думаю, что Драгослав отпустит нас с миром…

– Не думаю, что Кощею вообще ведом мир, – ответил Гоенег. – И… – веденей запнулся, обвёл присутствующих взглядом, но нашёл силы и продолжил: – Веслав был прав по поводу своего дяди. – Гоенег взглянул на Белозёра и тут же отвёл взор.

– Я рад, что ты это признал. – Белозёр положил руку на плечо Гоенегу, и тот тихо кивнул. – Думаю, надо покинуть город завтра, во время коронации, когда всё внимание Драгослава будет занято им самим.

Яромир и Яра хмуро переглянулись.

– Наш коч у главной пристани. Если во время процессии и можно тайно покинуть город, то отплыть на глазах у всех… – задумался Яромир.

– Почётная стража Солнцеграда нас пропустит, – сказал Гоенег, и Белозёр кивнул его словам. – Я говорил с Мормагоном, он отправит на стену новобранцев во главе с Ачимом.

– Им что, до кораблей не будет дела? – удивился Яромир.

– Будет, только вот ни ловчий, ни юные витязи ни за что на свете не пойдут докладывать Бессмертному – они боятся его как огня, – усмехнулся Гоенег. – Главное, чтобы мёртвые пропустили нас.

– Будем надеяться, что мёртвые тоже будут слишком заняты коронацией. – Белозёр посмотрел на обеспокоенную Яру.

* * *

Последний день второй седмицы лета окутал Солнцеград сумраком: из-за тяжёлых низких туч, что опустились на белокаменную столицу, едва выглядывало солнце, озаряя кружевные края чёрных облаков. Дул холодный сухой ветер, и не кричали в вышине чайки – птицы покинули окутанный тьмой город; алмазные звёзды Краколиста, распустившегося на легендарных Вратах, будто бы померкли, и соколы-Рароги печально взирали на потемневшую пристань.

Холод окутал Солнцеград тёмным туманом, что стелился по улицам и нёс дозор глазами мертвецов. Горожане нехотя покидали дома, повинуясь велению – приветствовать процессию седых волхвов, нёсших в Царской Огнивице Сварожич, который должен был короновать возвратившегося с того света Драгослава Бессмертного.

Волхвов сопровождал только величественный зов горна – молчали и гусли, и кугиклы[12], – окружённые тьмой люди хмуро смотрели на служителей Богов и, согласно древнему обычаю, против воли следовали за ними.

Ратибор, Борислав и Иван были с теми витязями, что, по велению Мормагона, продолжали совершать обходы на стенах, чему юные воины были рады – никому, даже любопытному Бориславу не хотелось спускаться вниз, туда, где подле белых волхвов, шествующих по городу, клубился чёрный дым.

Ратибор, идя рядом с товарищами, задержался взглядом на представшем взору действе – даже отсюда чувствовался холод мрака. Низкий зов горна вновь прокатился по столице, отозвавшись в душе тянущей тревогой.

– Тебя в царский терем не звали? – тихо спросил Борислав Ратибора, который невольно вздрогнул и покосился на ловчего Ачима – рыжего лиса, что, как старший, вновь сопровождал их отряд. – Не слышит он, – добавил Борис, видя, на кого посмотрел Ратибор.

– Тебе поговорить охота? – Ратибор хмуро взглянул на Борислава, и тот кивнул.

– Раньше не обходах хоть говорить можно было, нынче же совсем невыносимо, – признался Борислав.

– Ага, и с дозора уходить, – усмехнулся Иван, которому тоже, видимо, было не по себе. Как и всем – по отряду прокатились тихие смешки, и Ачим, резко остановившись, обернулся, и витязи, будто отроки, тут же притихли.

– Ещё хоть одно слово, – процедил, белея, ловчий, – и отправитесь совершать обходы вокруг теремного дворца!

От упоминания царского терема Ачим невольно вздрогнул и, отвернувшись, зашагал вперёд с расправленными плечами: старый лис знал, что страх перед Драгославом Бессмертным приведёт к дисциплине любого, даже Борислава. И он оказался прав: в отряде воцарилась тишина.

Ачим бросил взгляд на море: небольшое судёнышко с одной мачтой отшвартовывалось. Один из новобранцев доложил ему о том, но ловчий лишь отмахнулся – мало ли, за рыбой отправился кто. Увиденное не стоит внимания.

Не обратили внимания на коч и несущие караул на главной пристани витязи – приказ Бессмертного никого не выпускать из города мужи запамятовали, когда странный старичок с широким, лепёшкой, носом и копной свалявшихся седых волос подошёл за подаянием. В такой день – день коронации – отказывать юродивому нельзя.