трудились на дне, а потом жили в этих спартанских условиях до окончания работ, чтобы не проходить долгую декомпрессию. Даже в период ликвидации станции все здесь осталось нетронутым, ведь ученые настояли на том, чтобы демонтаж оборудования производился после официального закрытия и только специальными людьми. Это не могло понравиться Глозману, но с исследовательским центром приходилось идти на компромиссы. Да и сейчас это было уже не важно.

– Жаль, я тебя больше не вижу. Хотелось посмотреть, как ты подохнешь от удушья, когда наш умник разберется с системой подачи кислорода. Ты же не думал, что эта металлическая кишка питается сама от себя?

Глозман грустно улыбнулся и подошел к шлюзовым камерам, через которые акванавты получали еду и при необходимости лекарства. Он знал, что в рабочем барокомплексе хватает различных дыхательных смесей. Другой вопрос: как с ними обстоит дело теперь, когда вылазки наружу больше не предполагаются?

– Кстати, забыл сказать, – ухмыльнулся человек из динамиков. – Тебя элементарно продали. Твои же люди. Так что никому ты на хрен не сдался, даже со своими погаными бабками. Экономь воздух, Глозман! Ну а если вдруг найдешь акваланг…

Связь прервалась, задрожали стены. Потух свет. Однажды Глозман застал на глубине подводное землетрясение, поэтому толчки его не удивили. Сейчас у него были проблемы посерьезнее. Электричество вскоре вернулось – заработал резервный генератор барокомплекса.

– Хоть так, – усмехнулся Глозман.

Его радовало, что не придется умирать в клаустрофобном мраке. Но главным подарком стала сгинувшая радиосвязь. О себе он наслушался достаточно.

Станцию все время трясло, дышать становилось нечем. Глозман много читал и общался с командиром акванавтов, видел его отчеты после декомпрессий, но никогда не думал, что сам окажется запертым в барокомплексе. Теорией он владел, с практикой дело обстояло хуже. Глозман задраил люк, отгородившись от исследовательского отсека, куда попала вода.

Он включил компьютеры. Без Фортуны разобраться со здешними приборами было нереально, оставалось надеяться на автоматические программы. На одном из мониторов появилось схематичное изображение существа, похожего на осьминога, но через мгновение экран потух. Все остальные пока работали. В гидрокамере виднелся водолазный скафандр. Глозман знал, что до него дойдет дело. Но пока следовало подготовиться. Снаружи ждало избыточное давление в сумасшедшие пятьдесят атмосфер.

Шаги давались с трудом, ныли неподготовленные мышцы. Казалось, вот-вот хрустнут кости. Первое, на что Глозман обратил внимание, – свет. Подводное освещение уцелело. Электрический огонь пылал вокруг статуй, сохраняя возможность видеть на глубине. Глозман отошел от гидрокамеры метров на десять и обернулся к зданию станции. Ноги подкосились, и он едва удержал равновесие. Станцию опутывало огромное кольчатое тело, по сравнению с которым исполины казались игрушечными солдатиками. Остатки искусственного света терялись в серых складках существа, щупальца копошились внутри базы. Похожие на гигантских змей кольца постоянно вращались, сжимаясь вокруг конструкций «Фортуны». Верхние уровни были уничтожены, обломки поглощала невообразимая масса синего цвета, напоминающая человеческий мозг.

С трудом совладав с нервами, Глозман развернулся к парку и сделал шаг. Он не знал, насколько хватит дыхательной смеси, но теперь его это не сильно беспокоило. Со своей участью он смирился еще в барокомплексе. Пробираясь сквозь высоченные водоросли, которые никто бы не отличил от настоящих, Глозман вспоминал, как в детстве терялся в деревенском кукурузном поле. Обступающая со всех сторон зелень, шелест листьев на ветру, падающий за линию видимости раскаленный солнечный диск и отсутствие всяческих ориентиров – тогда в этом чудилась подлинная жуть. Сейчас заблудиться он бы не смог – исполины пронзали море чуть ли не до самой верхней границы.

Рыбак остался позади. Глозман просто шагал вперед, задирая голову для приветствия каждого нового исполина. Он и представить не мог, что каменные глыбы придется оставить. Сотни фильтров воды для лучшей видимости, тысячи ламп, из-за которых стали изменяться привыкшие к вечной ночи растения и рыбы, – все это приказали бросить на дне, велели погасить свет навсегда. Но за годы существования парка Глозман стал частью этого места, и кусочек его души остался бы в здешних глубинах.

Световые пятна теперь плясали в пузырьках воды, которые ползли следом за глубинным пешеходом. В песке под ногами постоянно кто-то шевелился. Глозман миновал Посейдона со сросшимися в трезубец руками и ступил под защиту Священника. Воздетые к поверхности руки разрезали воду. Глозман остановился и тяжело вздохнул. Голова кружилась, перед глазами стали возникать черные пятна. Его окружали тени гигантов, в них прятались морские обитатели, которые не переносили яркого света. Мурманское море ползло сквозь строй каменных великанов, незваных чужаков из другого мира. Наземного. Глозман поднял голову, вглядываясь в перечеркнутое искусственными лучами течение. Это место не нуждалось в людях, и оно их не принимало. Тонны техники на дне моря лишь на время отвоевали у природы право на существование. На деле же вторжение в подводный мир оказалось ошибкой.

Исполины вырастали слева и справа, оставались позади и все реже маячили прямо по курсу. Глозман уходил от парка, уходил от станции – он уходил от своих мыслей. Три недели назад тут случилось несчастье. Из-за недосмотра рабочих одна из кабинок вышла на туристический маршрут неисправной. Произошел сбой электроники. Кабинка застряла на втором ярусе, и аварийная дверь вдруг открылась. Спасатели подоспели, когда вода наполнила ее до самого потолка. Аквалангов внутри не нашлось. Среди тринадцати погибших была молодая женщина с двумя сыновьями. Как вскоре узнал Глозман – супруга человека, который контролирует криминальный мир всей Мурманской области. Через пару дней вместе с прислугой и домашними животными сгорел особняк Глозмана, а еще через неделю на станцию пришла первая и последняя электронка от анонима. Никаких эмоциональных криков, никаких оскорблений, только обещание, в которое нельзя было не поверить. «Ты ответишь».

Замыкал строй титанов Клоун. Каменные волосы торчали во все стороны, безглазое лицо пересекала тонкая линия рта. Костюм был высечен на голом теле – из грудных мышц топорщились помпоны, кисти рук обращались распушенными рукавами, а ступни были изуродованы шрамами, чтобы обрести сходство с настоящей обувью. Глозман миновал страшного весельчака и уставился в темноту. Парк закончился, а вместе с ним – и освещение. Впереди в воде плескался мрак. Задрожала земля. Во время дороги сюда Глозману мерещилось, что исполины шевелятся. Кто голову повернет, кто руку поднимет, кто сдвинется с места. Галлюцинации он списывал на глубоководное опьянение, о котором рассказывали акванавты. Глозман из последних сил старался держаться на ногах, потому что подняться в скафандре он бы уже не смог.

В парке потух свет, вернув морское дно в первозданную тьму. Земля поднималась и опускалась – это шли титаны, заслоняя собой само море.