я понял, что это колдуны. Про них волшебник тоже рассказывал. На глаза им лучше не попадаться. Могут заколдовать.

– Что за хрень тут творится, вашу ж мать?! – злился дядька с ломом. – Потащили этого. Потом нужно будет вернуться, не бросать же их в таком виде…

Я не знал, знакомая это девочка или нет, потому что все забывал. Иногда вспоминал, но в основном забывал. Тем более такую ерунду.

– Мишка, ты совсем дурак, что ли?! – ругалась она.

Мы сидели в кустах у трубы и смотрели на водокачку, которую заливал дождь. Машка рассказала про колдунов, про мужика с седой бородой и про слово «хрень». А еще про водяного. Это было страннее всего, ведь я точно помнил, что волшебник говорил про мостик, а не про водокачку.

– Может, поглядим, что там? – спросила Машка, указывая на ржавый бачок.

– Нам не до всяких глупостей, нужно скорей помочь водяному! Вообще зря я тебя взял, от тебя одни проблемы.

Машка нахмурилась, губы задрожали. Под глазами появились слезы.

– Ну не реви ты, я же пошутил! Я один и не справлюсь. А потом мы сами можем стать волшебниками!

– Что, правда? – Она утерла нос и улыбнулась.

– Еще бы! Побежали, а то вон как темно.

Небо уже стало черно-фиолетовым, а солнце прогнали тучи. Берега пруда покрылись оранжевым цветом, серые деревья на другой стороне потеряли почти всю листву. На холмике в рыжей траве виднелись размазанные чьей-то подошвой поганки. Водяного мы заметили сразу, он лежал на самом краю мостика и свешивался к воде. Рядом болталась перевернутая лодка, у берега из ила росли рыбацкие рогатины.

– Ну что, кто первый до водяного? – предложил я.

Машка недоверчиво поглядела на мостик, который шагов на двадцать уходил в пруд, а потом побежала.

– Ах ты!.. – завопил я и бросился вдогонку. Доски скрипели под ногами, мостик точно на волнах качался. Проигрывать не хотелось, и я уже стал переходить на прыжки, но зацепился носком за торчащую деревяшку и грохнулся вниз. Растянувшись на досках и почесывая ободранный нос, я слышал, как радуется Машка:

– Проиграл девчонке, проиграл девчонке! Бе-бе-бе!

– Так нечестно! – ляпнул я, поднимаясь и оглядываясь по сторонам. Не хотелось, чтобы этот позор кто-то видел. – Так что не считается!

Но Машку было не остановить, она смеялась и кривлялась, прыгала на месте и строила рожицы. Я кое-как сдержал злобу и тыкнул пальцем на край мостика, и Машка наконец угомонилась. Водяной не шевелился. Его голова свешивалась с досок, а туловище растянулось в форме звезды. Он почти добрался до дома, но силы кончились над самой водой. Мы взяли его за шкуру, которая напоминала плащ, и стали тянуть. Водяной оказался очень тяжелым, от Машки толку было мало, но чуть-чуть мы его сдвинули. Когда голова водяного дотронулась до пруда, мы начали толкать, и вскоре та погрузилась в темную воду. Поверхность лупили дождевые капли, и было похоже, что тут везде бегают многоножки. Мы поднажали еще немного, и водяной, брызгами распугивая рыбок, ушел на глубину.

– Ура! – вскрикнула довольная Машка. – Теперь мы тоже волшебники?

– Да погоди ты! Это уже сам волшебник решит. Он живет в домике на дереве за рощей, что у железной дороги. Надо к нему идти. Если помогаешь делать дело, он дает тебе хранителя. Это и есть игра.

– А что за хранитель?

– Не помню. Скоро сама все увидишь!

Погода совсем испортилась, небо громыхало, гудело, опускало на землю черноту. Мы решили продолжить игру завтра, тем более что волшебник мог уже спать. Наверняка он устал, придумывая целый день разные задания. Я взял Машку за руку, и мы пошли домой.

– Это гораздо веселей, чем дома сидеть, – лыбилась Машка.

– А то! Волшебник и не такое выдумать может.

Мы шагали по дороге между черных домов. Свет мало где зажигали, видимо, все уже разлеглись по теплым постелькам. Вдалеке лаяли собаки, в ушах завывал ветер. Дождь кончился.

– Колдуны… – прошептала Машка, дергая меня за рукав.

На дороге показались тени. Разглядеть их я не мог, поэтому рисковать не собирался. Путь к Машкиному дому был отрезан. Мы свернули в узкий проход между заборами, пробежали несколько участков и вышли к самым старым избушкам. Хотелось отвести Машку к себе, все-таки мы устали и промокли, только вот я никак не мог вспомнить, в каком доме живу. Окна не горели, не вился дым над трубами, не было слышно даже разговоров. Как будто все отсюда давно уехали. В туннеле и то светлее было! Я подходил к заборам и таращился на незнакомые номера, разбитые почтовые ящики, пока на крылечке одного из домов не заметил старика.

– Внучок, ты? – поднялся старик и выплюнул сигарету. – Тебя где носит-то? Ты на улицу-то посмотри!

Я подошел к калитке и просунул голову между прутьев. Дом не вспоминался, но я часто все забывал.

– Деда, а можно Машка у нас останется? Ну пожа-а-алуйста… – протянул я.

– Об чем речь-то?! Заходите, забегайте. Замерзли все небось. Кто вас чаем напоит, как не дед-то!

Я отворил калитку и потянул Машку за собой. Старик скрылся в доме. Чаек бы не помешал – у меня хлюпало уже не только в сапогах, но и в носу. Олень на свитере замерз не меньше моего.

– У тебя что, здесь дедушка есть?! – выпучила глаза Машка.

– А что тут такого? Будто у тебя нет.

Мы прошли в большую комнату, где долго грелись в пледах и пили вкусный чай. Дед рассказывал байки, а мы смеялись, слушали треск поленьев в печи и переглядывались друг с дружкой. Про волшебника мы ничего не рассказали. Это было нашей тайной.

Меня разбудил какой-то старик. Его лицо съежилось от морщин, волосы были встрепаны, на седую бороду словно пролили тарелку борща. Дед выглядел добрым, только очень грустным. В окно светило солнце.

– Внучок, поди погуляй. Утро уже, пора тебе.

Я спал прямо в одежде, поэтому собрался быстро. Никак не вспоминалось, куда мне надо идти, а просто так гулять неинтересно. Наверное, я еще не проснулся.

– Только куртку надень, не бегай в одном свитере-то.

Хотелось что-то спросить у деда, но он уже занимался делами. В деревне всегда полно дел. Каждый день. Дед, кажется, что-то готовил, потому что плакал. А мамка моя часто плакала, когда готовила. Это все из-за лука.

Я накинул куртку и нашел сапоги, но они оказались слишком маленькими. Другие стояли на крыльце и пришлись по размеру. Только вся подошва была глиной заляпана, точно кто-то по болотам целый день таскался.

– Дед, я… это, ну… пойду тогда!

– Иди уж,