Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глозман задержал дыхание, пытаясь представить шепот моря. Его последнюю песню. За свои методы достижения цели, за отношение к людям, за вторжение в подводный рай и за погубленные жизни Глозман заслужил смерть. И хотя он создал любимое многими, по-настоящему волшебное место, в памяти людей ему суждено было остаться отщепенцем, который так и не нашел пристанища ни в верхнем мире, ни в нижнем.
«Им не следует видеть то, что живет на глубине», – вспомнил Глозман записку гаитянина. Этот сумасшедший наверняка знал больше. Как и ученые, которые что-то раскопали у желоба Медвежьего острова…
Землетрясение продолжалось, и Глозман шагнул в чернильную завесь. Он ступил в строй, стал тридцатым. Клоун, Палач, Четырехрукий, Лесоруб – теперь Глозман шел среди исполинов. Со старших товарищей сыпалась каменная крошка, била в скафандр, но великаны не втаптывали человека в ракушечный грунт, приняли за своего. Привыкшие к мраку глаза уже различали грандиозные силуэты, и Глозман спешил. Через изнеможение двигался вперед, потому что боялся умереть в одиночестве. Он хотел доказать гигантам, что чего-то сто́ит, что может быть частью их стаи, как всю жизнь доказывал это людям.
Давясь остатками дыхательной смеси, Глозман улыбался. Несмотря ни на что, он чувствовал себя счастливым. Здесь и сейчас. В загадочном и невероятно красивом подводном царстве на окраине Северного Ледовитого океана.
Хранители волшебства
Девчонка была чуть помладше меня, с косами, с дурацким ведерком и в резиновых сапогах. Сидела и ковырялась в луже. Во дуреха! Всю дорогу покрывали эти лужи, дождь капал и капал, хотел залить дома и сараи. Соседи испугались плохой погоды, спрятались у печек и грели ладошки. Тучи летели в сторону железной дороги, а на земле ветер шебуршил желтыми листьями. Осень тут была грустная.
Я не знал, знакомая это девочка или нет, потому что все забывал. Иногда вспоминал, но в основном забывал. Тем более такую ерунду. Да и чего веселого – вычерпывать лужу, моя игра куда интереснее. Я пронесся мимо, перепрыгивая болото грязи, а девчонка вдруг что-то крикнула.
– Привет, – отозвался я и остановился.
– А что ты делаешь?
– Играю. – Я улыбнулся и поправил свитер с оленем. Мою гордость. Не помню, кто его подарил, но очень хотелось им похвастаться. Потому что олень там был как настоящий. И совсем не страшный.
– А во что играешь? – Девчонка бросила ведерко и поднялась. Из него выбралась маленькая лягушка, квакнула и попрыгала к траве у забора. Наверное, там жили другие лягушки – ее папа и мама.
– Я помогаю волшебнику делать разные дела.
Залаяла собака. Сквозь дырку в досках показался плешивый нос, обнюхал холодный воздух и исчез. Звери тоже не любят осень.
– Какая странная игра.
– Уж получше, чем в ведре лягушек полоскать! Да если б не волшебник, тут давно все со скуки померли! Никто не гуляет, ничего не делает, все дряхлые и ленивые! А я вот сейчас бегу на старую водокачку. С секретным заданием. Вот так вот! Хочешь со мной?
Девочка обернулась к калитке, подняла голову на дым, что полз из трубы скособоченного дома. На почтовом ящике еле-еле виднелось число «23».
– Понятно, – ухмыльнулся я, – ты еще малявка. Ну, как хочешь!
Машка догнала меня у заколоченного магазина. Вернее, я не знал, что это Машка – она сама сказала. А меня назвала Мишкой. И еще дураком. Наверное, мы все-таки были знакомы, деревня же маленькая.
У колонки толкались два мужика, а вода лилась прямо им на ноги. Вот-вот подерутся. Скорее всего, пьяницы, они всегда кричат и ругаются. Каждый день. Мы незаметно проскочили за кустами, перелезли через заваленный фонарный столб и очутились у тропинки к пруду. Она вся раскисла и хлюпала под ногами, но нам нравилось размазывать сапогами эту слякоть. Деревья вокруг шумели и трясли сырыми макушками. Листья тут еще держались, но попадались и костлявые ветки. Потемнело.
– Волшебник все про всех знает, поэтому придумывает веселые игры, – рассказывал я. – Даже взрослые любят с ним играть!
– А какая у нас сейчас игра?
– Нам надо помочь водяному попасть домой, потому что у него кончились силы, а без воды ему плохо. Поняла? Бежим скорее!
Машку все время приходилось ждать, она еле ползла. Да еще и куртку напялила слишком большую, и ей мешали свисающие до колен рукава. Пруд был здоровенный. Мы вышли из-под березок прямо к каменному туннелю, который вел к водокачке. На стенках красовались всякие слова и рисунки, через потолок проходили жирные трубы, а пол затопило водой. Машка встала у картинки с птичками и посмотрела на плывущие в воде листья.
– Мы тут не утонем?
– Да ты чего! Здесь же мелкота, только сапоги промочить. Боишься, что ли?
– И ничего я не боюсь. Просто… А как водяной выглядит?
– Ну, водяной как водяной, – пробормотал я, потому что забыл, как выглядят водяные. – Наверное, как человек, только… водяной.
– Понятно, – кивнула Машка, хотя наверняка ничего не поняла.
Мы шли по туннелю, рассекая воду, как корабли. Навстречу плыли ветки, трава и разный мусор, глубина была всего в полсапога, и на дне мелькали красивые камушки. Туннель напоминал маленькую пещеру. Раньше тут катались на велосипедах, а потом пруд расплылся и залил все водой. Я засмотрелся на рисунок осьминога, и Машка меня обогнала. Она плеснула водой в оленя на свитере и велела поторапливаться. Совсем обнаглела! Но главное – Машка улыбалась. Значит, игра ей понравилась. Хотя в этом я и не сомневался.
Водокачка смотрелась как кусок подводной лодки. Большущий бачок подползал ближе к глубине, в него втыкались трубы, тянувшиеся из зарослей пожухлой травы. Огромные валуны подпирали эту штуковину прямо из воды. Вокруг бачка деревяшками сделали что-то вроде пола, смастерили даже перила. И сейчас по доскам взад-вперед ходил человек с седой бородой.
– Это водяной? – спросила Машка.
– Не знаю.
Я и вправду не знал. Казалось, что водяной не может ходить по суше.
Из-за деревьев показались трое. Один тащил лом, другой вилы, третий что-то бормотал. Я схватил Машку и утянул за трубу. Мы затаились и стали слушать, чувствуя себя в настоящей засаде. Приключение удавалось на все сто.
– Я не знаю, как это вышло, – говорил не-водяной. – Ребята, правда… Я даже не помню этого!
Двое схватили его за руки, ударили в живот. Третий отошел за бачок водокачки, потом вернулся.
– Ах ты, сука! – сказал он и врезал не-водяному по лицу.
Машка посмеялась ругательному слову, но было видно: ей страшно. Теперь