Но мы, вампиры, редко ошибаемся на свой счет (во всяком случае, после курса «Confidence revival»). Я понимал, что оказался в этом монашествующем пространстве по инерции скрытых детских впечатлений: сказки, церковные купола, жар-птица с картинки в старой книге — все это кажется пустяком, но когда-то обязательно вылезает наружу. Можно этого пугаться, а можно, как советует «Confidence revival», расслабиться и получать удовольствие.

Что я и собирался сделать.

Шанс у меня еще был. Я заметил впереди светящуюся золотом точку, а потом — еще две таких же. Они не двигались. Через несколько шагов они превратились в огоньки, потом в яркие пятнышки — и я разглядел мерцающие в пустоте золотые яблоки.

Подняв одно, я попробовал откусить от него — совсем как сделал бы на земле. Ничего не получилось. Яблоко с электрическим треском лопнуло и исчезло, а я…

Я вдруг испытал сладкую грусть. И понял, что человеку не надо жалеть утраченного. Просто потому, что оно никогда на самом деле не принадлежало ему, а значит, не было и утраты. Эта мысль и освобождала, и грела. Странным, однако, было то, что я перед этим не думал об утратах.

Я подобрал еще одно яблоко, чуть поменьше. Укусить его опять не удалось — оно точно так же лопнуло возле рта. А мне пришло в голову, что переживать по поводу успехов и неудач тоже не следует, поскольку мы никогда не знаем, в чем на самом деле наше благо…

Только тут я сообразил, что эта мысль каким-то образом содержалась в яблоке. И предыдущая тоже.

Я подобрал третье, раскусил его и понял, что не надо никому мстить — мы всегда мстим тени, которую отбрасывает наш собственный ум, а попадаем в других… И даже если эти другие действительно сделали нам плохое, они все равно не имеют никакого отношения к той умственной пантомиме, которая посылает нас в бой…

Мне знакомы были все эти мысли, и я, пожалуй, назвал бы их банальностями. Но в яблоках содержалась простая и крепкая мудрость, голографическая смысловая глубина, похожая наличный жизненный опыт. Как выяснилось, ни одной из этих банальностей я никогда по-настоящему не понимал.

Но самое главное, что после каждого яблока на душе у меня становилось светлее и тише. И это было настолько приятно, что мне захотелось еще яблок. И как можно больше. Уж очень ласкало душу это чувство высокой светлой грусти.

У вампиров с грустью все в порядке, но она тяжелая, темная и безысходная — и эта по контрасту была сладка как мед. Яблоки явно не предназначались для нашего брата — и были, наверное, чем-то вроде духовного лекарства. Но, как известно, микстура от кашля в России больше, чем микстура от кашля. То же относилось и к этим райским плодам.

Вот только вокруг их больше не было видно.

Зато я заметил щель, из которой они, по всей вероятности, выкатились. Она выглядела как тонкая вертикальная полоска света между не до конца задернутыми шторами. Да уж, мастера маскировки…

Я выставил вперед свой шест, коснулся вертикальной полоски света и слегка потянул ее вбок.

Лучше бы я этого не делал.

Я думал, что увижу некое подобие дыры в заборе, а за ней — райский сад, который представлялся мне туманным, прохладным и росистым, с яблоньками через каждые несколько метров.

Но оказалось, это ловушка. Причем самое обидное, что рассыпанные передо мной яблоки мудрости со всей содержащейся в них неземной печалью были просто приманкой. Понятно, что вампиру не следует жаловаться на чужое коварство, но все же, все же… Эх.

То, что выглядело как полоска света, треснуло и лопнуло. Мне показалось, что я разорвал гнилой мешок с картошкой, на котором кто-то нарисовал флюоресцентной краской вертикальную черту. Картошка посыпалась мне под ноги — и я с омерзением увидел, что она живая.

Это была не картошка, а…

Черти. Те самые, которых я видел вокруг Кедаева и Озириса.

Значит, я так и не перешел границу. Так и не увидел неба — а только успел про него подумать.

Сначала прыгавшие мне под ноги черти казались совсем мелкими. Но, чем больше их появлялось, тем крупнее они становились — словно им не терпелось заполнить собой все пространство. Их волна буквально отбросила меня от ловушки, и через несколько секунд я уже отбивался от толпы, которая с каждой секундой становилась все гуще.

Сражаться с ними оказалось несложно — достаточно было повторять одно простое движение из боевой библиотеки: разворот с перехватом шеста, который в результате описывал вокруг меня широкий быстрый круг.

Все, что попадало под удар — морды, рога, конечности, — разлеталось в мокрые клочья. Черти были, конечно, страшны, но трусливы — и у меня быстро сложилось чувство, что они волна за волной идут на меня в атаку, подчиняясь невидимому заградотряду, грозящему им еще большей карой и мукой. Уж не стоят ли, думал я, за их спинами тачанки с кропилами и крестами?

Нападая, они пытались боднуть рогами или зацепить когтистой лапой — но действовали без всякого энтузиазма, прячась друг за друга. Серьезное увечье, видимо, было для них чем-то вроде пропуска домой: получив его, они разворачивались и брели прочь. Хвостов у них не было — только мохнатый зеленый выступ, примерно как у добермана. Наверно, как все трусливые и жалкие существа, в качестве мучителей они были особенно страшны.

Я догадывался, что в их действиях может скрываться коварство — но в чем оно, не понимал до самого последнего момента. А потом оказалось, что они меня провели.

Дело в том, что с разных сторон они напирали с разной силой, чему я не придавал значения из-за общей бестолковости их натиска. Но в результате мне все время приходилось смещаться назад и в сторону, пока во время одного из разворотов я не увидел у себя за спиной заботливо подготовленную бездну — в духе церковноприходских иллюстраций к поэме Лермонтова «Мцыри». Чего стоили мерцающие над ее краем далекие синеватые горы в итальянском духе, или развратный цыганский виноград, которым были увиты склоны обрыва. Подозреваю, что если бы в этом пространстве были запахи, пахло бы уксусом и ладаном.

Было ясно, что мне придется рано или поздно упасть в эту бездну — потому что оттуда я, собственно, и забрел в этот уютный гостеприимный мирок. Но я продолжал сдерживать натиск чертей даже тогда, когда за моей спиной осталась только пустота — уже из чистого упрямства.

Я мог бы, наверно, долго балансировать на краю обрыва — но тут на меня пошла в атаку какая-то гвардейская рота с красными рогами. Не обращая внимания на свои потери, черти подбадривали друг друга унылым протяжным пением и за несколько минут навалили передо мной такую гору безобразных тел, что я, скорее из отвращения, чем из невозможности продолжать битву, позволил своему телу оступиться — и, под их торжествующий вой, соскользнул с обрыва в черное небытие.

Однако небытия там не оказалось. Вместе с бездной неизвестные умельцы создали ее бесконечно далекое дно, пылающее там пламя вечного возмездия и даже увлекающую вниз силу тяжести — в их конструкторе, похоже, были все нужные детальки для борьбы с агрессивным злом.