Гончаров констатирует; «Природных черных жителей нет в колонии как граждан своей страны. Они тут слуги, рабочие, кучера, словом, наемники колонистов, и то недавно наемники, а прежде рабы».

Описанию этого путешествия по югу Африки посвящено больше трети первого тома гончаровского «Фрегата «Паллады». Книга слишком хорошо известна, чтобы останавливаться на ней подробно. «Паллада» после своего пребывания в Кейптауне так больше и не вернулась в родной Кронштадт. Это плавание оказалось для нее последним. К тому времени фрегат считался уже ветераном российского флота. Первый командир «Паллады» — прославленный Нахимов — поднялся на ее капитанский мостик еще в начале 1830-х годов.

Шторм возле мыса Доброй Надежды (недаром его когда-то называли мысом Бурь) сильно потрепал уже обветшавшую «Палладу». А затем — ураган в Южно-Китайском море. Корабль все же пришел к месту назначения. Но вскоре разразилась Крымская война, и, опасаясь, что фрегат будет захвачен англо-французской эскадрой, команда затопила его в Татарском проливе. Предварительно были сняты пушки и мачты, а палубные строения разобраны.

Гончарову предстоял трудный путь на запад — через сибирскую тайгу. А экипаж «Паллады», построив собственными руками шхуну, тоже в тяжелых лишениях пробивался домой, и офицерам приходилось таскать дрова, а адмиралу — мыть посуду и накрывать на стол. И не всем удалось добраться до родных краев.

В 1904 году мимо Кейптауна прошла самая большая в тот момент военная эскадра, когда-либо огибавшая Африку. Среди кораблей были броненосцы «Суворов», «Бородино», «Ослябя», крейсеры «Аврора», «Дмитрий Донской», «Адмирал Нахимов» и многие другие. Тысячи русских моряков во главе с адмиралом З. П. Рожественским шли на Дальний Восток, к Цусиме, сражение при которой стало одной из самых трагичных страниц в истории русского флота. Из-за сложных дипломатических отношений с Англией в порт Кейптауна зашел только морской госпиталь «Орел». В Кейптаунском военно-историческом музее хранится копия с записки, найденной в бутылке, сброшенной с одного из судов эскадры адмирала Рожественского: «Идем умирать, просим помолиться за нас».

* * *

Но не только моряки знакомились с далекой Южной Африкой. Российские читатели узнавали об этом континенте из книг и журналов — о его племенах и странах, расположенных на далеком юге.

Прислушайтесь к сегодняшней Африке — свисту ветра над бескрайней саванной, реву водопадов, гулу больших городов, — и вы почувствуете ее пульс, неровный, но мощный, пульс огромного континента, полного загадок и нерешенных проблем. И, может быть, разберете среди ритмов Африки еще один — голос боевых тамтамов и воинственный клич зулусов, доносящийся к нам из глубины столетий.

…Пальцы наборщика привычно сновали, подбирая нужные литеры. Раз-два — и вылетали свежие пахучие полосы, страницы будущей журнальной книжки. За двадцать лет работы у пожилого наборщика выработалась привычка читать то, что он набирал, это было свойственно далеко не каждому работнику типографии.

Подслеповатыми глазами он пробежал по первым строчкам статьи: «С мыса Доброй Надежды уведомляют от 3 августа, что армия короля Чаки идет на владения каффров. Подполковник Сомерсет выступил для прикрытия границы и для содействия каффрам». Эвон о чем! Знакомое дело. Кабы был я помоложе, непременно подался б в те далекие земли, матросом хотя б…». И наборщик показал отчеркнутое ногтем место на гранке своему напарнику-мастеровому. То была давнишняя и несбыточная, конечно, мечта старого типографского мастера.

Читать об Африке, точнее об Африке Южной, ему доводилось и ранее: издавали в типографии и учебники географии, и лоции, и переводы записок иностранных путешественников. Да и в журнальных статьях встречалось это жаркое словечко — Африка, и еще — мыс Доброй Надежды, и племя зулусов…

Не знаем мы имени того наборщика, да и неважно это: внуки его шагнули в век двадцатый — им досталось много повидать, о многом услышать, поболее деда! Но не станем заблуждаться и утверждать, что в начале прошлого века о народах Южной Африки и знать не знали! Знали! Правда, не так хорошо, как сейчас.

И не одна воспаленная душа рвалась потом в далекую Африку, чтобы помочь справедливой борьбе тех самых зулусов, которые привлекли внимание старого наборщика в далеком 1828 году, в сырой полутемной петербургской типографии.

В огромной снежной России рождался свой образ Южной Африки. Из крошечных окошек кто-то пристально вглядывался вдаль, пытаясь разглядеть просторы африканских саванн, крааль зулусов, длинные караваны бурских фургонов, уходящие на север… Не потому ли в далеком уголке Рязанской губернии появилась когда-то деревенька с таким названием — Мыс Доброй Надежды?

А там, на другом конце земли, новый, XIX век нес Африке неслыханные перемены. На юге континента рождалась «империя» зулусов — мощный союз племен и кланов южных банту с единым могущественным полководцем и вождем — Чакой!

О Чаке и его государстве написаны сотни книг и статей, нередко слишком возвеличивающих, а иногда и незаслуженно преуменьшающих его роль в истории Африки. Образ Чаки — «кровавого деспота и тирана» — наиболее част в английской колониальной литературе. Колонизаторам был выгоден именно такой Чака — жестокий, безжалостный истребитель целых народов. Тем самым европейцы могли объяснить свою «цивилизаторскую» миссию: они-де принесли народам Африки свободу от тирании монарха!

И всегда авторы «разоблачительных» статей и книг приводили число жертв Чаки — оно якобы составило два миллиона. То есть превышало численность населения всей страны, где разворачивались события тех десятилетий. Названия многих книг о Чаке говорят сами за себя: «Копья, залитые кровью», «Тропою крови» и так далее. В художественной литературе наиболее ярко Чака-безумец описан в малоизвестном у нас романе Райдера Хаггарда «Нада».

Сам Чака прожил слишком короткую жизнь, едва перевалив за тридцать. Ему не довелось бороться против буров и англичан — это стало уделом его преемников. Но он сделал другое, не менее важное дело. Реформы, проведенные им в социально-политической и военной областях, поставили его в ряд крупнейших фигур африканской истории. Выдвинувшись из рядов родного клана Зулу, Чака ввел в полках новое вооружение — короткий ассегай для ближнего боя вместо нескольких метательных копий, которые можно было использовать только один раз. Полки обучались новой тактике в наступлении: их «рога» окружали противника с флангов, а «грудь», основные силы, наносила мощный лобовой удар. Чака упразднил сандалии, ибо они затрудняли быстрое передвижение войск. Армия при Чаке стала центром социальной и политической жизни. Он завершил реформы, начатые его предшественником Дингисвайо, который ликвидировал так называемые «возрастные классы» среди населения (характерные для всей традиционной структуры африканских народов), создав полки по возрастному типу. Молодым воинам не разрешалось жениться до тех пор, пока те не отличатся на поле боя…

Конечно, все эти изменения назрели и начали осуществляться еще до Чаки. Он лишь усилил и ускорил этот процесс. Поражают масштабы его преобразований! Главной целью политики Чаки было вовлечь в армию представителей всех окружающих племен. Это была интернациональная армия в прямом смысле этого слова, причем все военные считали себя детьми одного народа. Сделать такое было нелегко, но какую силу представляли зулусские отряды позже — перед лицом британского военного вторжения в их земли!