Медленно раздевшись в сенях, Паулюс вместе с генерал-лейтенантом Шмидтом и полковником Адамом вошел в комнату. На счастье наших операторов, комната была залита солнечным светом, можно было снимать.

На пороге Паулюс стал навытяжку, стукнул каблуками, поднял руку в фашистском приветствии и, щурясь от ударившего в лицо солнца, шагнул на середину комнаты. За столом сидел командующий 64-й армией генерал Шумилов, вдоль стен на лавках — штабные генералы и офицеры. Кивком ответив на приветствие, Шумилов жестом указал Паулюсу на стул. Тот сел. Чеканя каждое слово, Шумилов сказал:

— Генерал-полковник, вы пленены шестьдесят четвертой армией, которая сражалась с вами от Дона до Сталинграда. Командование армии гарантирует вам воинскую честь, мундир и ордена.

Паулюс внимательно выслушал переводчика, склонил голову. Шумилов продолжал:

— Можете ли вы предъявить документ, удостоверяющий, что вы являетесь командующим шестой германской армией генерал-полковником Паулюсом?

— Я могу предъявить свою солдатскую книжку.

Паулюс достал документ и передал его Шумилову. Когда Паулюс расстегивал пуговицы своего мундира, рука его заметно дрожала. В комнате была напряженная тишина. Шумилов внимательно прочел документ, положил его перед собой на стол и снова поднял глаза на своего знаменитого пленника.

— Вы разрешите мне сделать важное заявление? — спросил Паулюс.

— Прошу, — отозвался Шумилов.

— Сегодня ночью, господин генерал, я получил по радио от моего фюрера сообщение, что произведен в чин фельдмаршала.

Шумилов легким кивком дал понять, что принимает заявление. И потом уже обращался к Паулюсу «господин фельдмаршал».

Лицо Паулюса изредка сводила нервная судорога. Первый полководец гитлеровской армии, сдавший фельдмаршальский жезл победоносной Советской армии, словно только сейчас в полной мере отдал себе отчет в том, какая трагедия постигла его войска и его самого. Тишину нарушал только легкий треск киноаппарата, фиксировавшего этот исторический эпизод.

Боевой экзамен

В июле 1943 года Бориса Шера перевели на Западный фронт. Он имел большой опыт воздушных съемок, поэтому его направили в 224-ю штурмовую авиационную дивизию, которой командовал полковник Котельников.

Дивизия готовилась к большой операции, и кинооператор знал, что придется лететь в самолете Ил-2 на месте стрелка. Усиленно готовился к этому полету: с инженером занимался изучением пулемета и обязанностей стрелка.

В июльский день после полудня полк, к которому был прикомандирован Борис, получил боевое задание. Оператор должен был лететь с молодым, но уже имеющим боевой опыт летчиком лейтенантом Старченковым. Перед отлетом, помогая Борису надеть парашют, Старченков сказал:

— Ну, капитан, идем на большие дела. Не подкачай.

Забравшись в кабину стрелка, Шер проверил пулемет, пристегнулся ремнями и положил на колени киноаппарат.

Загудели моторы — в воздух поднялись двадцать четыре штурмовика под прикрытием тридцати истребителей. Пока шли строем, Шер снимал боевую армаду, которая вскоре должна была нанести сокрушительный удар по вражескому аэродрому. Кончилась пленка, он начал перезаряжать камеру и в то же время зорко следил за хвостом самолета, чтобы не пропустить появление вражеского истребителя.

Самолеты уже подходили к цели, когда в шлемофоне прозвучало предупреждение:

— Внимание! Истребители противника!

Небо перечеркнули пунктиры трассирующих пуль. Истребители прикрытия завязали бой. «Идем на цель», — просигналил Борису летчик. Штурмовики, набрав высоту, стали пикировать на цель сквозь шквал зенитного огня противника.

Борис нажал кнопку своего аппарата и почувствовал, как вздрогнул самолет, освобождаясь от груза бомб. Выпустив вслед за бомбами реактивные снаряды, Старченков стал плавно выводить самолет из пике, а Шер не отрывал глаз от визира, продолжая снимать взрывы бомб и пожары внизу.

— Держись, капитан! Нас атакуют! — услышал он тревожный голос летчика.

Сунул камеру под сиденье и взялся за рукоятки пулемета. Фашист набрал высоту и зашел «илу» в хвост.

— Нас атакуют слева! — Борис поймал фашистский самолет в крестик прицела.

Прицеливаться и вести панораму за движущимся объектом — привычное дело для оператора. В тот момент, когда он старался держать «фоккер» в прицеле, он волновался, пожалуй, не больше, чем если бы снимал его длиннофокусным объективом.

Когда самолет стал достаточно крупным в прицеле, Шер нажал на гашетку, дал несколько коротких очередей. И тут с удивлением увидел, как «фокке-вульф» вспыхнул, выпустил шлейф черного дыма и отвалил в сторону.

— Молодец, капитан! — крикнул летчик.

Борис наблюдал за фашистским самолетом до тех пор, пока он не врезался в землю и не взорвался.

Больше никто не осмелился атаковать штурмовик Старченко-ва. Приземлились уже в сумерках. Кинооператор вылез на крыло самолета. Командир крепко обнял его:

— Ну, капитан! Выдержал боевой экзамен!

Он дал команду технику нарисовать еще одну красную звездочку на фюзеляже самолета. За сбитый самолет Борис Шер был награжден орденом Отечественной войны.

На посту

Второй Украинский фронт. Зима 1944 года. Корсунь-Шевченковская операция. Солдаты назвали ее «Малый Сталинград». Страшная распутица, мокрый снег, дороги раскисли.

Кинооператор Михаил Гольбрих находился в штабе фронта, отправлял в Москву отснятую кинопленку. За это время наши войска ушли далеко вперед — не догнать.

На его счастье, неподалеку базировалась 6-я воздушная армия, которой командовал генерал-полковник Горюнов. Пешком, с аппаратурой, увязая в грязи, Михаил добрался до штаба авиаторов.

С просьбой помочь догнать наступающие части, а заодно снять с воздуха грандиозное сражение с окруженной группировкой Михаил обратился к командующему. Легких самолетов У-2 не оказалось. Они выполняли ответственнейшее задание — доставляли на передовую боеприпасы. Однако генерал посочувствовал:

— Могу дать вам свой самолет, но не больше чем на два часа. Уж извините, самому до зарезу нужен.

Гольбрих вылетел в Умань. Пролетая большую узловую станцию Котош, увидел множество брошенных немецких эшелонов с боеприпасами, танками, военным имуществом. Летчик нашел место для посадки. Сели. Помня о двух часах, которые были отпущены генералом, Михаил выскочил из самолета и побежал к станции. С ходу стал снимать все, что бросили немцы, поспешно отступая. Во время съемки удивился: станция совершенно пуста — ну ни одного человека! Мертвая станция. Решил все же заглянуть в станционный склад, авось там найдется живая душа. Открыл дверь — и действительно, стоит солдат. Он был на посту — охранял склад. Весь склад забит сахаром. Солдат очень обрадовался, увидев офицера:

— Товарищ капитан! Третий день на посту — склад этот охраняю. Изголодался совсем. Хлеба у меня нет, а сахар этот проклятый видеть не могу! Может, у вас хлеба кусок найдется?..

Хлеба у Михаила не оказалось, да и вообще никакой еды с собой не было. Капитан объяснил бойцу, что сейчас торопится и улетает, но пообещал на обратном пути хлеб привезти.

Прилетев, Гольбрих случайно встретил члена Военного совета 2-й танковой армии, с которым познакомился еще под Сталинградом.

— Хочешь снять интересный боевой киноматериал, добирайся к переправе. Наше наступление