Тогда Чуньюй попросил жену приготовить соответствующие подарки и послал их вместе с письмом отцу. Через несколько дней пришел ответ. Чуньюй увидел, что почерк, выражения, наставления, мысли, стиль – все было прежним. Отец спрашивал, жива ли родня, как поживают односельчане; сообщал, что находится далеко, добраться до него трудно. От письма веяло грустью. Он не разрешил сыну приехать, но пообещал: «В году под циклическими знаками Дин и Чу мы свидимся с тобой и твоей женой».

Как-то раз жена спросила у Чуньюя: «Разве вы не собираетесь заняться делами государства?» Чуньюй ответил: «Я всегда жил праздно и не привык заниматься подобными делами». – «Вы только начните, – предложила жена, – а я помогу вам».

Затем она сообщила об этом своему отцу. Через несколько дней повелитель обратился к Чуньюю: «Мое владение Нанькэ плохо управляется, я уволил этого чиновника; думаю, что при ваших способностях вы, конечно, достойны более высокой должности, но начните с этого. Собирайтесь в путь вместе с женой».

Чуньюй с охотой исполнил повеление, и придворные собрали Чуньюя в дорогу. Золото, яшма, парча и вышивки, шкатулки с туалетными принадлежностями, слуги, экипажи, лошади – все это составляло приданое и тоже было приготовлено к отьезду. Чуньюй, смолоду проводивший жизнь в странствиях, не смел и предположить такую щедрость правителя и был крайне обрадован.

Перед отьездом он обратился к повелителю: «Я сын военного и плохо разбираюсь в науках, боюсь, что недостоин такой высокой должности; мне малознакомы законы и уложения страны. Я понимаю, что, возможно, не справлюсь с возложенной на меня задачей, но не хочу сидеть сложа руки; поэтому хотел бы заручиться поддержкой мудрых людей. Управитель царской прислугой, Чжоу Бянь из Иньчуаня, человек верный, умный, твердый, честный, строго придерживающийся законности; он смог бы стать превосходным помощником. Тянь Цзыхуа, ученый из Фэньи, человек чистой души, образованный, постигший в совершенстве основы всех законов. Этих двоих я знаю не один год и ручаюсь, что с их талантами можно будет наладить управление в Нанькэ. Я попросил бы вас назначить цензором Нанькэ Чжоу Бяня, а управляющим земледелием и финансами – Тянь Цзыхуа. Тогда, может статься, мои начинания будут успешными».

Как-то правитель страны Таньло пошел войной на область Нанькэ. Повелитель приказал Чуньюю участвовать в обороне против врага. Чжоу Бянь во главе тридцатитысячного войска был послан задержать войска противника у города Яотай. Недооценив силы неприятеля, Чжоу Бянь потерпел поражение, и только ему самому удалось бежать. Ночью он прибыл в столицу. Враги же с богатыми трофеями вернулись к себе. Чуньюй арестовал Чжоу Бяня и принес повинную правителю. Тот простил его. В этот же месяц у цензора Чжоу Бяня появилась язва на спине, и он умер.

Дочь повелителя, супруга Чуньюя, заболела и тоже умерла дней десять спустя. Чуньюй просил позволения ему отвезти тело жены на родину. Повелитель дал разрешение. Теперь Тянь Цзыхуа, управляющий земледелием и финансами, был назначен правителем Нанькэ.

Охваченный глубокой скорбью, Чуньюй отправился в путь. Дорога была полна людей; мужчины и женщины плакали и кричали, хватали за оглобли экипаж, стараясь задержать Чуньюя.

Вьехали в Хуайнань. Правитель с супругой в траурных одеждах, плача, ожидали в предместье приезда экипажа с телом дочери. С большой пышностью женщину похоронили на холме Свившегося клубком дракона, в десяти ли к востоку от столицы, дав ей посмертное имя Послушная Долгу.

Чуньюй долго охранял мир на внешних границах, установил добрые отношения с другими странами, был в дружбе с самыми знатными людьми. Со времени своей отставки и возвращения в Хуайнань он беспрерывно разьезжал по владениям повелителя, со многими свел знакомство, приобрел последователей, влияние его росло с каждым днем. Правитель начал побаиваться его и подозревать в измене.

В это время один из государственных сановников представил повелителю следующий доклад: «На Небе знаки грядущей большой опасности, грозящей нашему государству. Надо перенести столицу в другое место. Храм предков рухнет, возникнут раздоры с другими племенами. Опасность близка!»

Считая, что опасность исходит от Чуньюя, повелитель лишил его личной охраны, запретил свободно передвигаться по стране и поселил в частном доме.

Чуньюй, успешно прослуживший много лет правителем области, никогда не нарушая законов, роптал и даже негодовал.

Узнав об этом, повелитель сказал Чуньюю: «Больше двадцати лет мы с тобой были в родстве; к несчастью, моя дочь преждевременно умерла, вам не пришлось дожить с ней до старости; это вызывает во мне глубокую скорбь».

Так как супруга правителя хотела оставить внуков у себя и сама воспитывать их, то правитель сказал Чуньюю:

«Ты уже давно покинул свой дом; надо было бы вернуться туда, чтобы проведать родных. Внуков наших оставь здесь и не беспокойся о них. А через три года ты вернешься, и они встретят тебя». – «Но это и есть мой дом, – недоуменно возразил Чуньюй, – почему же я должен покидать его и детей?» Повелитель рассмеялся: «Ты ведь из мира смертных, и твой дом не здесь».

Словно очнувшись от долгого сна, Чуньюй понял, что с ним произошло. Он был рад вернуться домой, но со слезами прощался с детьми. Правитель приказал придворным проводить Чуньюя; тот поклонился несколько раз и вышел. Двое людей в пурпурных одеждах проводили его за ворота дворца. Там он увидел экипаж, в котором когда-то прибыл сюда, уже изрядно обветшавший; за воротами никого не было. Это и удивило, и сильно огорчило его.

Чуньюй сел в экипаж и выехал за пределы столицы. Путь, по которому когда-то он двигался на восток, был ему знаком: те же горы, реки, ручьи и поля. Два чиновника, сопровождавшие его, обращались с ним теперь не очень-то почтительно. Чуньюй, еще более огорчившись, спросил у них: «Когда мы приедем в Гуанлин?» Но те словно не слышали его вопроса, но наконец небрежно бросили: «Скоро».

Внезапно они угодили в ухаб. Охваченный жалостью к самому себе, Чуньюй невольно заплакал.

Спутники помогли ему выйти из экипажа, ввели его в ворота дома, поднялись по ступеням и уложили его в постель на веранде в восточной части дома.

Удивленный и испуганный, Чуньюй не решался встать, но эти двое несколько раз громко окликнули его по имени. Глядит – мальчик-слуга метет двор, двое приятелей моют ноги. Заходящее солнце еще не успело скрыться за стеной, пустые кубки еще блестят от влаги окна. Так странно, словно он во сне прожил целую жизнь.

Взволнованный Чуньюй тяжело вздохнул, окликнул своих приятелей и все им рассказал. Удивленные, они вместе с Чуньюем вышли из дома и разыскали дупло в старом ясене. Указав на него, Чуньюй обьяснил: «Вот это и есть то удивительное место, куда я попал во сне».

Оба гостя, решив, что это лисьи чары, велели слуге принести топор, срезали с дерева наросты и стали рассматривать большое дупло. Там оказался довольно широкий ход; было очень светло, и виднелись кучи земли и какие-то развалины, напоминавшие городские укрепления и дворцы, в которых копошились массы муравьев. Была там маленькая красная башня, а в ней два больших муравья – примерно три цуня длиной, с белыми пятнышками и красными головками; им прислуживало несколько десятков больших муравьев, а остальные не смели приблизиться, так как это был их повелитель с супругой. Это и была столица княжества Хуайнань. Южнее имелся еще один ход, там тоже было что-то вроде городских стен и башенок, в которых суетились муравьи, – это была область Нанькэ, которой управлял Чуньюй. Западнее виднелся ход необычного вида, словно его замуровали. Внутри находились останки черепахи, видимо очень большой. Сверху они были размыты дождем и поросли густой травой, которая почти скрывала их. Это была гора Чудотворной черепахи, где Чуньюй охотился. К востоку был виден извилистый ход, напоминавший свившегося в клубок дракона, а внутри его – маленькая земляная насыпь высотой немногим больше чи. Это и был холм Свившегося клубком дракона, где похоронили жену Чуньюя.