— Еще как она осмелится! — Змееглав впервые повысил голос, и Зяблик испуганно прикусил тонкие губы. — Виоланта отважна, в отличие от остальных моих дочерей. Она некрасива, но отваги ей не занимать. И ума тоже… как, впрочем, и этому типу. — Он снова устремил затуманенный болью взгляд на Орфея. — Ты ведь тоже змей, вроде меня. У нас яд бежит в жилах вместо крови. Он разъедает нас самих, но смертелен только для других. Он струится и в жилах Виоланты, и потому она продаст мне Перепела, каковы бы ни были сейчас ее планы… — Змееглав рассмеялся, но смех перешел в кашель. Он задыхался, хрипел и булькал, как будто в легких у него вода, но когда Зяблик встревоженно наклонился над ним, грубо оттолкнул его. — Чего тебе? — прикрикнул он. — Я бессмертен, ты что, забыл? — и снова засмеялся, задыхаясь. А потом ящеричьи глаза снова обратились к Орфею.

— Ты мне нравишься, гадюка бледнолицая! Похоже, ты мне куда более близкий родственник, чем он.

Нетерпеливым движением Змееглав отодвинул от Зяблика. — Но у него красивая сестра — что делать приходится терпеть братца в придачу. Может быть, у тебя тоже есть сестра? Или ты можешь мне еще на что-нибудь пригодиться?

Наконец-то! Все идет прекрасно, Орфей! Скоро ты сможешь вплести свою нить в ткань этой истории. Какой цвет ты предпочтешь? Золотой? Черный? Кроваво-красный?

— О, я… — Он задумчиво посмотрел на свои ногти. Этот взгляд тоже хорошо смотрелся, он проверял перед зеркалом. — У меня много возможностей быть вам полезным. Спросите своего шурина. Я осуществляю мечты, перекраиваю действительность согласно вашим желаниям!

Осторожно, Орфей! Книгу ты пока обратно не получил. Что же ты обещаешь?

— А, так ты колдун? — В голосе Змееглава звучало презрение.

Осторожно!

— Нет, я бы не сказал, — поспешно ответил Орфей. — Скажем так: мое искусство черно. Черно, как чернила.

Чернила! Вот оно, Орфей!

Как же он раньше не додумался! Сажерук похитил у него книгу, но ведь это не единственное, что написал Фенолио! Почему бы словам старика не действовать и тогда, когда они взяты не из "Чернильного сердца"? Где, интересно, те песни о Перепеле, которые так усердно собирала Виоланта? Ведь рассказывали, что Бальбулус по ее приказу заполнил ими несколько книг.

— Черно? Что ж, я люблю этот цвет. — Змееглав, кряхтя, поднялся с трона. — Шурин, приготовь коня для маленькой гадюки. Я беру его с собой. До Озерного замка далеко, он будет развлекать меня по дороге.

Орфей поклонился так низко, что чуть не упал.

— Какая честь! — проговорил он, запинаясь. Владыкам надо показывать, что в их присутствии почти теряешь дар речи. — Могу ли я в таком случае покорнейше просить ваше величество об одолжении?

Зяблик с опаской взглянул на него. Что, если этот болван давно променял разбойничьи песни Фенолио на пару бочонков вина? Тогда он вычитает на него чуму, честное слово!

— Я большой ценитель книг, — продолжал Орфей, не спуская глаз с Зяблика, — а о библиотеке этого замка рассказывают чудеса. Мне очень хотелось бы взглянуть на книги и, может быть, прихватить одну-две в дорогу. Кто знает, может быть, мне удалось бы развлечь ваше величество рассказом о том, что в них написано!

Змееглав равнодушно пожал плечами:

— Почему бы и нет? Особенно если ты заодно подсчитаешь, сколько стоят книги в библиотеке, которые мой шурин еще не выменял на вино.

Зяблик опустил голову, но Орфей успел перехватить его ненавидящий взгляд.

— Разумеется! — Орфей снова низко поклонился.

Змееглав спустился по ступенькам трона и, тяжело дыша, остановился рядом с Орфеем.

— Учитывай при подсчете, что книги с миниатюрами Бальбулуса стоят теперь дороже, чем прежде! — сказал он. — Ведь без правой руки он не сможет больше работать, а значит, его уже созданные произведения возрастут в цене.

Ноздрей Орфея коснулось гнилое дыхание Серебряного князя. Он подавил дурноту и сумел изобразить восхищенную улыбку.

— Необыкновенно умно, ваше величество, — ответил он. — Идеальное наказание! А какое возмездие вы задумали для Перепела, позвольте спросить? Может быть, лучше всего для начала избавить его от языка, которым все так восторгаются?

Но Змееглав покачал головой:

— Нет, для Перепела я придумал кое-что получше. Я велю заживо ободрать с него кожу и пустить на пергамент. Было бы глупо перед этим лишить его возможности кричать.

— О да, конечно, — выдохнул Орфей. — Поистине идеальное наказание для переплетчика! Я предложил бы написать на этом пергаменте предостережение вашим врагам и вывесить его на рыночной площади! Если хотите, я сочиню подходящий текст. Мое искусство требует мастерского владения словом.

— Смотри-ка, у тебя, видно, много талантов! — Змееглав, похоже, находил своего собеседника забавным.

Настал момент, Орфей. Даже если ты отыщешь в библиотеке песни Фенолио — ту книгу ничем не заменишь. Расскажи ему о "Чернильном сердце"!

— Все мои таланты принадлежат вам, ваше величество! — проговорил он. — Но чтобы вполне использовать их, мне нужна одна вещь, которая была у меня похищена.

— Вот как? И что же это такое?

— Книга, ваша милость! Ее похитил у меня Огненный Танцор — я полагаю, по поручению Перепела. Перепел, несомненно, знает, где сейчас эта книга. Если бы вы допросили его об этом, как только он окажется в вашей власти…

— Книга? Перепел и для тебя переплел книгу?

— Нет! Нет, конечно! — Орфей презрительно отмахнулся. — К этой книге он не имеет никакого отношения. И силу ей придал не переплетчик. В этой книге важны слова. Слова, ваша милость, которые позволяют перекраивать этот мир на свой лад и подчинять все живущее в нем своим целям.

— В самом деле? Деревья могли бы приносить серебряные плоды? И ночь наступала бы в любой момент по моему желанию?

Как он на него глядит — как змея на мышь! Взвешивай каждое слово, Орфей!

— Да, конечно! — Орфей с готовностью кивнул. — С помощью этой книги я добыл вашему шурину единорога. И гнома.

Змееглав насмешливо взглянул на Зяблика.

— Да, это в духе моего почтеннейшего шурина. Мои желания несколько другого рода.

Он благосклонно разглядывал Орфея. Змееглав, очевидно, понял, что перед ним родственная душа, почерневшая от мстительности и тщеславия, влюбленная в собственное коварство и полная презрения к тем, кто руководствуется другими побуждениями. Да, Орфей знал свою душу и опасался лишь одного: как бы воспаленные глаза не заметили и того, что он скрывал даже от самого себя: зависти к чужой невинности, тоски по незапятнанному сердцу.

— А мое гниющее тело? — Змееглав провел по лицу отекшими пальцами. — Его ты тоже можешь исцелить с помощью книги или для этого потребуется Перепел?

Орфей заколебался.