Мег перестала ходить и села. В душе что-то дрогнуло.

— Да поможет тебе господь.

— На то и уповаю. Но я тебя действительно люблю, и это совсем другое, чем было с Рейчел. Тогда у меня все было распланировано, шаг за шагом, все своим чередом.

— А со мной не нужно шаг за шагом?

— Пустая трата времени.

— Брось. У тебя же «дом» и «очаг» на лбу написаны.

— Вот еще. Может, когда ты решишь, что тоже меня любишь, мы и начнем что-то планировать, но пока…

— Когда я решу?

— Да. Когда решишь. Я терпеливый, Мег, и упорный. Сила воли ко мне возвращается. Она долго пребывала в спячке, но теперь возвращается. Придется тебе смириться.

— Любопытно. Пугаешь меня, но — любопытно.

— И вот, поскольку я тебя люблю и доверяю тебе, я сейчас кое-что тебе покажу.

Он открыл досье. Взял ксерокопию дневника Патрика Гэллоуэя и протянул ей.

Мег мгновенно узнала почерк, лицо ее напряглось и застыло. Бросила быстрый взгляд на Нейта и тут же вернулась к листкам бумаги, зажатым в руке.

Читала молча. Ни слез, ни гнева, ни трепета, как было бы с другой женщиной. Она лишь взяла в руку бокал и медленно отпила, после чего дочитала дневник до конца.

— Откуда это?

— Это ксерокс с блокнота, который был у него в кармане парки. Кобен мне передал.

— Когда?

— Несколько дней назад.

Ее словно обожгло.

— И ты мне ничего не сказал? Даже не показал.

— Мне надо было все взвесить, а тебе — успокоиться.

— И это то, что ты называешь силой воли, шеф? Принятие решений в одностороннем порядке?

— Это часть моих профессиональных обязанностей и личных ощущений. И пока я не решу иначе, ты ни с кем не должна это обсуждать.

— Значит, ты мне его сейчас показал, потому что, на твой опытный взгляд, ты все уже взвесил, а я — успокоилась. Так?

— Что-то вроде того.

Она закрыла глаза.

— Ты все продумал, да? И в профессиональном, и в личном плане. Что для тебя практически одно и то же.

Он промолчал. Она открыла глаза.

— Зря я на тебя нападаю, когда ты сделал ровно то, что считал правильным. И что, наверное, и было правильно.

Она отставила вино в сторону — все равно теперь не пойдет.

— И что считает Кобен?

— Важнее другое — что считает начальство. Версия такая: Макс убил Гэллоуэя, потом — третьего. Когда тело твоего отца обнаружили, страх разоблачения и раскаяние довели его до самоубийства.

— И таким образом они все это и оформят. И дело будет закрыто. Так это у вас называется?

— Думаю, что так и будет.

— Бедняжка Кэрри! — Она подалась вперед и вернула ему листки. — Бедный Макс. Не убивал он никакого Патрика Гэллоуэя.

— Не убивал, — согласился Нейт и захлопнул папку. — Не убивал.

На панихиду по Максу Хоубейкеру народ в мэрию набился битком. А ведь это был самый большой зал в городе! Нейт подивился тому, сколько пришло людей. В рабочей одежде, в парадной, в смокингах местного образца, в сапогах-«луноходах». Они пришли сюда проводить одного из них, и с его женой и детьми им предстояло и дальше жить бок о бок. И это не зависело от того, был ли он в их глазах героем их маленького городка или убийцей.

А убийцей его готовы были признать многие. Нейт читал это в их глазах, слышал в обрывках фраз. Ну и пусть!

В последний путь Макса проводили с искренней скорбью — при этом имя Патрика Гэллоуэя было тактично опущено.

Вот и все. Кто-то вернулся к работе, кто-то пошел к Кэрри на поминки.

Нейт отправился в участок.

Мег разгружала самолет, когда ее подкараулила Чарлин. Она схватила ее за локоть и потянула в сторону.

— Мне нужно его видеть.

— Кого?

— Сама знаешь. Ты должна свозить меня в Анкоридж, в морг, где он до весны будет лежать. У меня есть на это право.

Мег внимательно посмотрела на мать.

— Понимаешь, я не могу. Сегодня уже поздно лететь в Анкоридж, а следующие дни у меня все расписаны. Все время кто-то хочет полетать над горами, пофотографировать.

— У меня есть право…

— С чего ты взяла?

— Если мы не были расписаны, это еще не значит, что я не была ему женой. Самой настоящей. Как Кэрри для Макса.

— Черт! Знаешь, я ведь подумала, что ты молодец, что пошла на панихиду, стояла лицом к лицу с Кэрри и даже выражала соболезнования. А теперь ты бесишься, потому что в центре внимания оказалась она, а не ты.

— Не в этом дело. — «Точнее, не только в этом». — Я хочу его видеть, и я его увижу. Если ты мне откажешь, я позвоню Джерку в Талкитну и найму его за деньги.

— Ты ведь с самой панихиды об этом думаешь, да? Все вынашиваешь, все кипятишься… Какой смысл, Чарлин?

— Ты же его видела.

— Один — ноль в мою пользу.

— Как я могу быть уверена, что его больше нет? Что это он? Мне надо видеть это своими глазами. Кэрри же видела Макса.

— Я не могу тебя взять.

— Ты вынуждаешь меня обращаться к чужому человеку.

Мег обернулась на реку. Ей не понравился лед: было видно, что в какой-то момент он подтаял, а потом снова схватился. Это опасно: свежий лед выглядит в точности как старый, но он легко может треснуть — и окажешься в воде.

На вид такой крепкий, надежный, а на самом деле — опасность смертельная.

В снег были воткнуты щиты с предупредительными надписями от руки. «Это сделал Нейт», — догадалась она. Уж он-то знает, что такое тонкий лед и чем может обернуться то, что внешне кажется прочным и надежным.

— А фотография тебя не устроит?

— В каком смысле? Она повернулась.

— Если я привезу тебе фото? Успокоишься тогда?

— Если ты можешь поехать и сделать снимок, то почему…

— За фотографией ехать никуда не надо. Они есть у Нейта. Я возьму у него, покажу тебе.

— Сейчас?

— Нет, не сейчас. — Она откинула капюшон. — Ему это не понравится. Это же улики. Но вечером я добуду. Посмотришь, убедишься, и я их верну назад.

У дверей участка Мег достала связку ключей и нашла нужный. Нейта она оставила спящим и рассчитывала, что он не проснется раньше ее возвращения. Ей не хотелось с ним объясняться по поводу этой маленькой авантюры.

Мег вошла, достала фонарик. В глубине души ей хотелось пошарить в участке, получить удовольствие от пребывания там, где она быть не должна. Но сильнее было другое желание — поскорей покончить с этим делом и вернуться в постель.