Он потер переносицу, вздохнул и произнес:

— А тут ещё вернулся Роман. Мне казалось, он не стоит и мизинца на моей ноге, а Нина бросилась ему навстречу, забыв о подлости по отношению к ней. Я точно знаю, у него просто разгорелись глаза. Он сам, с женой и двумя дочерьми, до сих пор живет в коммуналке, а тут — полная чаша, взрослый сын и женщина, которая его обожествляет. Отдать все, чего я добился своим горбом в руки негодяя и женщины, не помнящей добра? Во мне боролись два человека: один — крестьянин, который не хотел отдавать нажитого в чужие руки, а другой — человек, перед которым открывалась другая жизнь. Надо было просто решиться и бросить все. Начать жизнь сначала! Там — риск, тревога, беспокойство, здесь — привычный уют, налаженный быт… Все мы бываем трусливыми.

— Так кто же из этих двух людей все-таки победил? — спрашивает Евгения.

— Победил второй, — улыбается Толян. — Я рассказываю тебе все, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала — разве это не здорово?

Он улыбается уголками губ.

— Ты все сказал?

— Не все. Вчера у купил участок земли, и мы могли бы начать строить дом. Ты согласна?

Евгения передвигается к нему и кладет голову на колени.

— С тобой я на все согласна. И ничего не боюсь.

Она не видит, как по его лицу мелькает тень тревоги: он опять не сказал ей всего! Усилием воли Толян отгоняет беспокойную мысль и склоняется над нею…

— Я отвезу тебя на работу! — говорит Толян, заглядывая утром к ней на кухню со щеткой в зубах.

— Вынь щетку изо рта, поросенок! — смеется Евгения. — Ты весь в зубной пасте!

Она делает бутерброды и напевает. Как хорошо! Забыты страхи и неприятности. Она пьет кофе и украдкой прижимается ногой к его ноге — лишь бы коснуться! А когда они едут в машине, придвигается поближе и с наслаждением вдыхает его смешанный с кожей куртки запах.

— Какое-то время мы не увидимся, — говорит ей Толян. — Все же лучше тебе ещё пожить у мамы…

— Ты вернешься домой? — ничего не понимает она.

— Нет. Я же сказал, поживу у друга.

— Но ты мог бы пожить в моей квартире!.. Тем более, что меня там не будет!

Толян, ничего не отвечая, целует её и, выйдя из машины, открывает дверь с другой стороны — совсем как в кино! Действительно, чего сидеть, она уже приехала!

— Я тебе позвоню! — кричит Толян ей вслед.

И ему как будто безразлично, что она об этом подумает!

Вообще-то Евгения везучая. Из всех переделок последнего времени она выбирается с минимальными потерями!

Ах, да, любимый мужчина после ночи полетов во сне и наяву сказал только: "Я тебе позвоню!" И исчез с глаз долой! "Хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса!" Так, кажется, пел Высоцкий.

Сегодня третий день, как она ждет звонка. Дождь за окном уже не льется струями по стеклу, а звякает льдинками. На улице так похолодало, что капли, не долетев до земли, превращаются в ледяные иголочки, вслед за которыми начинает сыпаться снежная крупа.

Мысли о работе сегодня никак не держатся в голове. Евгения встает из-за стола и подходит к окну кабинета. Снаружи поднимается поземка. Прохожие, съежившись, быстро спешат мимо, пряча лицо от ледяного ветра… не мог же Толян над нею просто посмеяться? Нет, так нельзя даже думать! Ну почему воображение непременно подсовывает ей домыслы, от которых и вовсе жить не хочется? Видимо, как всегда, дело лишь в ней самой! Неверие в него начинается с неверия в себя, в собственную значимость и привлекательность. Люба сказала бы: верь в худшее, а лучшее само придет!

Пороша шуршит по стеклу, как будто кто-то шаля бросает в окно горстями крупный песок. Почему он не звонит?

Он разлюбил ее! Он понял, какая она неразборчивая! В течение небольшого времени Алексей, Виталий, он сам.

Евгения плачет. Слезы катятся по щекам, а она никак не может найти платок и вытирает их рукавом свитера.

Звонит телефон. Молодой женский голос говорит:

— Мне нужна Евгения Андреевна.

— Я слушаю.

Девушка, запнувшись, проговаривает:

— Это вам из четвертой горбольницы звонят. К нам привезли вашего мужа — Аристова Анатолия Николаевича.

— Как — привезли? — спрашивает Евгения. — Он сам не мог дойти?

Вопрос звучит по-идиотски, но Евгения, оглушенная этой новостью, никак не может сосредоточиться.

— Как бы он дошел? — девушка удивляется её непонятливости. — Он попал в аварию!

— Вы это серьезно? — не верит Евгения.

— Какая вы странная! — недоумевают на том конце провода. — Такого я ещё не слышала. Ее муж в реанимации, без сознания, а она…

Тут только до Евгении доходит: с Толяном действительно случилась беда! Она бросается к пальто, зачем-то открывает сумочку… нет, надо сначала позвонить!

— Валя! Валентин Дмитриевич! — выдыхает она в трубку. — Аристов! Толя! Он в больнице! Попал в аварию!

— Конечно, Евгения Андреевна, все, что нужно, рассчитывайте на меня! — взволнованно откликается он. — Савелий вас отвезет, я распоряжусь! Позвоните мне из больницы, не нужно ли что-нибудь!

"Мерседес" мчится по городу.

— Савка, скорость! — слабо протестует Евгения. — Гаишники остановят!

Но сердце её будто летит впереди машины. Савелий чувствует её напряжение и только спрашивает:

— Твой родственник?

— Больше, чем родственник! — говорит она. — Самый близкий на свете человек!

Евгения поднимается бегом по лестнице, хотя и слышит шум работающего лифта. Стеклянную дверь с надписью "Реанимационное отделение" она находит сразу и уже собирается рывком преодолеть освещённый лампами дневного света коридор, как её останавливает худенькое суровое существо, по виду медсестра.

— Женщина, куда вы?

Евгения уже успела переодеться в белый халат, но, очевидно, здесь разрешается быть немногим посторонним, так что затеряться среди них невозможно.

— Я к Аристову! Мне нужно! Здесь лежит мой муж!

— Всё равно вам придётся получить сначала пропуск у главного врача.

У Евгении нет с собой никаких документов. Она беспомощно оглядывается — кто ей может помочь? Но тут поверх её плеча протягивается рука с белым картонным прямоугольником и знакомый голос говорит:

— Вот её пропуск!

Кузнецов! Один из друзей Толяна, с которыми он играл в преферанс. А она пробежала мимо, ничего не видя вокруг.

— Саша! Ты не знаешь, что с Толей? — бросается к нему Евгения.

— Пока без сознания, — уклончиво отвечает он. — Ударились лоб в лоб, обе машины в лепёшку!