Евгения видит, с какой любовью и болью смотрит Толян на сына и ей вдруг… становится стыдно. Во время их размолвок, кажущихся обид она почему-то ни разу не подумала вот об этом — об отце и сыне. Всё о Нине думала, о ней переживала, а о Шурке забыла…

Она тихонько тянет Никиту за полу куртки и шепчет:

— Выйдем, сынок, на два слова!

Никита понимающе кивает и выходит следом за матерью.

— Я должна сказать тебе кое-что.

— Догадываюсь, — по-взрослому усмехается сын, присаживаясь рядом с ею на кушетку. — Не волнуйся, бабушка уже провела со мной разъяснительную работу. Она говорит, вы, наверное, с дядей Толяном поженитесь… Я видел нового мужа тёти Нины. И, знаешь, думаю, что будь я женщиной, ни за что бы Аристова на него не променял!

Высказав такое мнение, он на минуту замолкает, а потом выпаливает то, что не даёт ему покоя.

— Она… Шуркина мать говорит, что дядя Толян ходить не сможет!

— Что за ерунда! — возмущается Евгения. — Недавно у нас был врач, очень известный. Он сказал: будет ходить, если захочет.

— Как это? — не понимает Никита.

— Если у него хватит силы преодолеть болезнь…

— У него хватит! — не дослушав, горячится сын. — Знала бы ты, мама, какой это человек!

— Догадываюсь, — улыбается она. — Но я не договорила… Если случится… бывают всё же случаи. Ты должен знать: я всё равно его не брошу!

— Мама! — Никита, разволновавшись, даже вскакивает и опять, сконфуженный, садится. — В общем, если тебя моё мнение интересует…

— Интересует!

— То я — за!

— Спасибо, сынок! — говорит она. — Мне очень нужна была твоя поддержка.

— Конечно, папа расстроится, — рассудительно добавляет он. — Сам виноват! Женщину надо завоёвывать, а если завоевал — из рук не выпускать!

Евгения прикусывает губу, чтобы не рассмеяться — так несообразуются его слова с юным чистым лицом, которого ещё не касалась бритва, и наивными карими — в маму! — глазами.

В дверях палаты появляется Шурик.

— Ник, иди, тебя папа зовёт!

Никита торопится на зов. Евгения входит чуть погодя и застаёт такую картину: оба парня сидят вплотную к Толяну — Шурик на кровати, Никита рядом на стуле и влюблёнными глазами смотрят на него.

— Ты послушай, Жека, что надумали два этих чижика! Они хотят поступать в милицейскую академию!

— Никита, вроде, в медицинский институт собирался.

— Вот именно! А Шурка — в университет, на экономический.

Ребята переглядываются.

— А теперь передумали! — твёрдо говорит Никита.

— В милицию им захотелось! — недоумевает Толян. — Да разве вы знаете, сколько там сейчас взяточников, проходимцев?!

— Но кому-то же надо начинать! — упрямо набычивается Аристов-младший, и Евгении приятно сознавать, что её Толян воспитал хорошего сына. — Значит, мы будем одними из немногих, за которыми придут тысячи… Да и вам будет легче: казарменное содержание, стипендия!

— Успокоил! — фыркает Толян. — Жека, ты чего в дверях стоишь? Иди к нам, садись!

Она присаживается на уголок кровати и ловит ревнивый взгляд Шурика. Привыкай, милый, жизнь иногда преподносит сюрпризы…

— Ой, бабушка же пирожков напекла! — спохватывается Никита. — Она, знаешь, какая хитрая! Вот кому надо было в милиционеры идти! Шурку расколола, он и мяукнуть не успел! "Шурик, а что любит твой папа?" Шурик человек простой: пирожки с капустой, говорит.

— Ничего я не раскололся, — не соглашается Шурик. — А то я не понял, для чего ей это! Она бы всё равно чего-нибудь испекла, а так заодно папины любимые. Пожилым людям надо идти навстречу! А я, кстати, батя, пива тебе купил. Твоего! И Славка тебе бананов передал. Он тоже хочет прийти. Спрашивает: можно?

— Господи! — стонет Толян. — Что за глупый мальчишка! Скажи, что я его очень жду! Пусть немедленно приходит!

— Да он вроде бы уже пришёл! — в дверях появляется Ярослав.

— Я думал, ты меня забыл! — укоряет Толян.

— А я думал, ты от меня отказался, — тихо говорит Ярослав.

— Быстро подойди, обними меня и попроси прощения за то, что посмел так обо мне подумать! Ты же мой старший! Разве не был я всегда рядом с тобой? Разве не люблю тебя всем сердцем?

— Правда? — несмело улыбается юноша.

— А я тебя когда-нибудь обманывал? Садись рядом с нами на кровать. Сейчас тётя Женя стол накрывать будет!

— Хочешь сказать — тумбочку?

В ход идут ещё тёплые пирожки, которые запивают пивом, заедают бананами, кузнецовскими апельсинами и конфетами, которые до сих пор без надобности лежали в пакете.

Евгении жаль только одного, что все трое юношей — не их общие с Аристовым дети…

Посетители уходят и на лице Аристова ещё некоторое время блуждает счастливая улыбка.

— Ты доволен? — спрашивает Евгения.

— Ещё бы! Я боялся, что Нина отучит мальчишек от меня.

— Что ты говоришь — отучить от отца!

— Но ведь пыталась же она отучить меня от меня самого!

— Судя по всему, ей это не удалось… Так что если сыновья в тебя…

— В меня! Даже Ярослав. Я в его годы был такой же неуверенный в себе и лопушастый.

— Не придумывай! Ты был задира и драчун. Дрался с каждым, кто смел на тебя косо взглянуть!

— Я и говорю: приходилось самоутверждаться. А ты-то откуда знаешь?

— Наводила справки… Шучу, друзья рассказывали.

— Ох, уж эти друзья… — смущается Толян.

Вскоре после ухода мальчиков появляется друг Толяна Кузнецов и больной его с места спрашивает:

— Кузя, ты не в курсе, водитель встречной машины… тот, с которым мы столкнулись, он жив?

— Умер на месте! — Александр не знает, в чём дело и потому смягчить сообщение не пытается. — Ежу понятно, ты здесь не при чём, ведь это он на твою полосу выскочил!.. Фамилию, честно говоря, я узнать не успел. Сказали только, что мент.

— Я знаю, — вырывается у Толяна.

— Откуда? Ты же был без сознания!

— Увидел… В последний момент, — он неловко шутит. — Помнишь, кто-то из старшеклассников написал в сочинении: "Перед испусканием духа ему показалось, что он видит тень своей жены!"

— Хватит об испускании духа! — хлопает в ладоши Кузнецов. — А я, кстати, пиво принёс. Твоё любимое!

Толян переглядывается с Евгенией, и они смеются.

— Ох, Жека, замучаешься утку выносить!

Проводив очередного посетителя, Евгения застаёт в палате Михалыча, который наконец добрался до своей кровати.