* * *

Лучиано оказался вполне респектабельным сеньором, которого природа наградила множеством достойных качеств и, что самое важное, в разумных пропорциях. Был он не толст и не худ, невысок, но и не мал ростом, услужлив, но с чувством меры — не в ущерб собственному достоинству.

— Вчера мы с другом обедали в «Бристоле», — неспешно начал знакомство Генрих, — где нас обслуживал ваш коллега Сильвио, который и отрекомендовал ваш ресторан как «лучший в городе», а вас — как лучшего официанта в современной Европе. А потому мы и решили отпраздновать небольшой юбилей завтра именно здесь и непременно под вашим патронажем.

— Спасибо, Сильвио, за добрые слова, а вам — за доверие ко мне, но именно завтра у нас в ресторане собирается, как его называют, «закрытое общество». Уже сегодня ночью все входы и выходы будут перекрыты охраной и кроме нас, обслуживающего персонала, никто сюда не попадет.

— И не надо! — вмешался Дубровский. — Мы дадим вам пару коробочек, которые вы расставите в нужном месте. А когда бал закончится, вы передадите пленки с записанной музыкой нам и непременно укажете, куда и сколько перевести денег.

При последних словах вытянувшееся лицо Лучиано не только изменило выражение, но и ход мысли потек по гораздо более рациональному руслу.

— Никуда и ничего переводить не надо, деньги вложите в фирменный сундучок, который я вам принесу на следующий день, и вы расплатитесь за ужин.

— И как это будет выглядеть в окончательном выражении? — поинтересовался Дубровский.

— Весьма достойно, — Лучиано вырвал листок из блокнота и нарисовал цифру с несколькими нулями.

— Дорогой Лучиано, — поднял глаза в мольбе Дубровский, — если вы полагаете, что моя фамилия Рокфеллер, то вы ошиблись, — и зачеркнул один ноль. Ни один мускул на лице Лучиано не дрогнул — он продолжал внимательно и оценивающе вглядываться в лица заказчиков.

— Хорошо, оставим нули на месте, — вмешался Генрих, — добавим к ним еще одну просьбу — было бы желательно иметь не только текст, но и несколько фотографий гостей на балу в процессе их общения друг с другом, скажем, японца с американцем, англичанина с немцем, ну вы понимаете…

Лучиано взял в руки счет и, не произнеся ни слова, вернул на место вычеркнутый ноль. Генрих при этом утвердительно кивнул. Стремясь закрепить достигнутый успех, Лучиано чуть склонил голову в сторону гостей.

— Тридцать процентов аванс, остальные семьдесят — после выполнения заказа.

Дополнительные условия не смутили Генриха, и он вновь кивнул в знак согласия. На этом деловая часть вечера была закончена, и оба гостя приступили к куда более приятной его фазе — к ужину.

Лучиано, правда, почувствовал себя ангажированным, а потому, прислуживая за столом, не только в мгновение ока убирал опустевшие тарелки, но при этом использовал возможность склониться к уху Генриха:

— Будьте осторожны. Обратите внимание на столик у окна. Эта пожилая дама чуть ли не каждый вечер появляется здесь в обществе молодых людей. Вот и сейчас, — посмотрите, — юноша как минимум вдвое моложе. Но за все платит неизменно она. Однако и тут пытается кого-то обмануть: передает свое портмоне под столом молодому жиголо, и уже он расплачивается ее деньгами. Это меня они пытаются обмануть?! Здесь ее называют «жемчужная королева».

Генрих бросил взгляд из-под локтя Лучиано на столик у противоположной стены. Внимание привлекла дама далеко за пятьдесят, с короткой стрижкой и ухоженным лицом, тяжелым носом и тонкими холодными губами.

Пять ниток крупного жемчуга вокруг шеи призваны были несколько смягчить столь же жесткий, сколь и элегантный образ привлекающей к себе внимание дамы.

— Это Коко Шанель, абсолютная законодательница моды, создательница знаменитых духов «Шанель № 5», — прошептал на ухо Лучиано. — Обычно она к нам с бароном Гансом Гюнтером приезжает, а сегодня вот пожаловала с каким-то невзрачным юным созданием.

Генрих перевел взгляд на «невзрачное создание», увиденное настолько поразило, что он чуть не отказался от десерта. На фоне эффектной француженки могущественный и весьма успешный руководитель контрразведки Рейха, штандартенфюрер СС Вальтер Шелленберг в штатском платье выглядел не по чину жалким, почти тщедушным, и это, несмотря на изрядное количество фурнитуры, подложенной под плечи и прочие элементы конструкции его пиджака. Генриху приходилось видеть его в униформе, и теперь нельзя было не признать, что оптически это были два разных человека.

«А ведь Шелленберг — отнюдь не худший вариант, — продолжал рассуждать про себя Генрих, — снимите, к примеру, мундир и галифе с Геббельса, и вы испытаете слезливую жалость. Национал-партийцы уже сегодня должны на собственные деньги воздвигнуть памятник модельеру, который так искусно сумел преобразить их тела и души в глазах народа».

— Скажите, Лучиано, а нет ли возможности нам оказаться в курсе диалога «жемчужной королевы» и ее собеседника?

Лучиано молча внимательно смерил взглядом расстояние между столиками, вынул уже исписанный бланк счета и, исправив стоявшую там цифру почти на порядок, положил листок перед Генрихом. За все время действия не было произнесено ни слова. Придерживаясь предложенного сценария, Генрих подтвердил согласие, молча кивнув.

Вслед за тем на столе появился небольшой сундучок с медными защелками, в который легко уместились деньги за сегодняшний обед, а также аванс за будущие услуги.

Ровно день спустя знакомый сундучок вновь появился на столе за ужином Генриха и Дубровского, с единственной целью облегчить расчетную процедуру между респектабельными гостями и не менее добропорядочным официантом.

* * *

Его имя вспомнили добрым словом, когда вернулись в Германию, и после долгих мытарств, связанных с бомбардировками Берлина англичанами, добрались до крошечного хутора, состоявшего всего из двух домов на окраине леса в семидесяти километрах к западу от германской столицы.

На одной половине дома размещалась семья из трех человек, которая и обеспечивала уютом и едой наезжавших время от времени гостей. Хозяин, сильно хромающий на одну ногу, укороченную то ли войной, то ли судьбой, встретил очередных гостей в меру приветливо. Тут же появились небольшого роста поджарая от излишней проворности жена и дочь — хорошо откормленная рослая голубоглазая блондинка с огромной грудью, отбрасывающей при ярком солнце тень на стоящих рядом. Барышня сразу сориентировалась в обстановке, безоговорочно отдав предпочтение Дубровскому как самой желанной перспективе на ближайшее будущее.

Гости, однако, повели себя необычно. Отказавшись от угощения, они удалились на гостевую половину и заперлись, опустив шторы. Надо было осмыслить материалы, добытые накануне. То, что окрыляло их как добытчиков информации, теперь несколько озадачивало как аналитиков, которым предстояло разобраться в этом несметном количестве диалогов и лиц, принимавших в них участие.

Ясность появилась только поздно вечером, вполне неожиданно, когда удалось определить основные направления мыслей мировых финансовых воротил и четко сформулировать для себя главный и единственный мотив их действий: бизнес прежде всего.