Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И интересно, с каких это пор Кирюша увлекся передовымиидеями сатанизма? То, что ее они не вдохновляют, Настя поняла, прочтя первыетри абзаца. Странно, что, переварив всю эту ересь, Кирюша ограничился толькобожьими коровками. Которые перепрыгивали с листка на листок, делали в полетесальто-мортале и плевались росой в подруг-листоблошек.
Да-а, листоблошки — отвратительные насекомые, в прошлом годуизвели всю Настину морковь. Но при чем здесь сальто-мортале? НарисованныеКирюшей божьи коровки были гораздо спокойнее. Настя улеглась на ковер, подложиларуки под голову — и вспомнила. Ну конечно, прыгающих божьих коровок она виделане далее как сегодня, на мониторе у Арика. Он что-то сказал ей про забавнуюдетскую игру.
Детскую игру.
Ребенок.
На фотографиях Кирюши была не только Мицуко, но и какой-томальчик. Впрочем, она никогда не узнает, зачем ее брат снимал чужого,неизвестного ей ребенка. Может быть, он скучал по Илико? Ведь когда Кириллуехал из Вознесенского, Илико только исполнилось девять…
Прежде чем закрыть дурацкую брошюру, Настя осмотрела ее совсех сторон. И только теперь заметила одну-единственную пометку. Реквизитыиздательства были жирно обведены гелевой ручкой (возможно, одной из тех,которые лежали в коробке):
"БЕЛЬТАН” Санкт-Петербург — 1998 г.
Интересно, что так заинтриговало Кирюшу? Само издательствоили год издания? Или книги, которые оно выпускало? Или омерзительная философия,которую эти книги проповедуют?
Об этом она тоже никогда не узнает. Можно, конечно, съездитьтуда, но что это даст? Пользы будет не больше, чем от гелевых ручек, карандашаи коробки скрепок. И от талончиков к врачу… И от связки ключей, которыеоткрывают неведомо какие двери!..
И пора переходить к фотографиям. Все равно от них неотвертеться.
Вздохнув, Настя открыла пакет.
Мальчика — в одну сторону. Почетную зрительницу Мицуко — вдругую. А еще лучше расположить фотографии одну под другой, чтобы картина былаяснее.
Но ясной картины не получилось. И все потому, что Настязатряслась от страха, как только увидела рядом мертвые тела и улыбающееся лицоМицуко. В офисе “Валмета”, в окружении суровых, знающих свое дело мужчин, всевыглядело совсем по-другому.
Все выглядело препарированным и потому не таким страшным. Аее херувим Кирюша, лучший голос в хоре музыкального училища, — он все этоснимал. И ему тоже, наверное, было страшно. И эта брошюра — “Дьявол наше имя —дьявол мы сами”, — может быть, она и появилась в его ящике после того, какон понаблюдал за деяниями дьявола во плоти.
Не сатана, не Люцифер, не Иблис, не Вельзевул, неАсмодей, — но Мицуко…
Настя смела все фотографии Мицуко в кучу, отодвинула их и —для верности — прикрыла видеокассетами.
Мальчик.
Смотреть на мальчика было гораздо приятнее и спокойнее. Ведьего тоже фотографировал Кирюша…
Снимков мальчика было всего пять.
Мальчик стоял в окне, мальчик сидел на скамейке в каком-тодворике, ел кашу и запускал змея. Настя даже всплакнула над ними — уж оченьгрустным выглядел парнишка, совсем не улыбался. Или это Кирюша был грустным иего настроение передалось ребенку? Вот если бы схватить его, прижать к себе,прошептать в маленькое ухо много хороших слов… Налить молока в кружку, надетьна него пижамку, убаюкать перед сном… А он обовьет руками Настину шею — такделал Илико, когда был совсем маленьким…
Только бы он не грустил, не стоял печально у окна!..
Настя поднесла снимок к глазам: вряд ли это первый этаж,фундамента совсем не видно. А снимок сделан метров с трех: можно разглядеть нетолько ссутулившуюся фигурку мальчика, но и забавного зайца у него на футболке.И само окно. Выкрашенная белой краской рама и кирпичи вокруг окна — в шахматномпорядке, веселенькая такая клетка: белый кирпич, красный кирпич, белый кирпич,красный кирпич… Шашечки, как у такси… Конечно, это не совсем удачная идея — сбелой краской. Она бы выбрала совсем другие: красную, синюю, немного зеленой…Тогда бы получилось замечательно: утреннее солнышко, трава и море. А так —всего лишь шашечки. Неинтересно.
Неинтересно, неин…
Хотя почему же неинтересно?! Совсем наоборот!
Где-то она уже видела эти бело-кирпичные клетки. И они дажераздражали ее — всего несколько секунд, а потом она о них забыла.
А забыла только потому…
Только потому, что больше ни разу не подходила к окну!
На следующий день после приезда она смыла, надпись на стекле— и больше никогда наружу не выглядывала!
Ведь за окном Кирюшиной комнаты был не самый лучший пейзажна свете. Глухая стена.
Каменный мешок с одним-единственным просветом — окошком свыкрашенной рамой!..
Настя вскочила с ковра и через секунду уже путаласьневерными пальцами в шпингалетах. Когда створки окна с треском раскрылись ичерная громада соседнего дома надвинулась на нее, то все встало на свои места…
Кирюша фотографировал окно напротив! И мальчика в этом окне!Странно, что она раньше не догадалась, когда лишь увидела фотографию.
Усевшись на подоконнике, Настя жадно вглядывалась в смутнобелеющую раму. Никаких признаков жизни окно не подавало.
А ведь всего лишь половина одиннадцатого вечера!
Это у них, в маленьком Вознесенском, все засыпают вместе сземлей и опущенными головками подсолнухов. А здесь, в Большом Городе, никогдане спят!
Нет, все не так. Не стоит забывать, что на фотографии в окнестоял мальчик. И эта комната — она вполне может оказаться детской. А в половинеодиннадцатого дети уже видят десятый сон…
Снова не так.
Настя даже тряхнула головой — какая же она идиотка! Развелюбящие родители допустят, чтобы детская их ребенка выходила на глухую стену! Сединственным окном, с дурацкой надписью на нем… И Кирюша тоже хорош — вместотого чтобы украсить стекла веселеньким рисунком для своего маленького друга (ав том, что мальчик был знаком ее брату, Настя не сомневалась, они ведь вместезапускали змея!), придумал совершенно бессмысленную надпись. Да еще наанглийском! Да еще обращенную к окну напротив — иначе буквы были бы написанынормально, а не справа налево!..
Именно — обращенную к окну напротив.
Зачем ребенку смотреть на эту надпись? И что малыш восьмиили девяти лет может понять в ней, если сама Настя, которой, слава богу,тридцатник, ничего не поняла?! Кроме “Good-bue”, что означает — “до свидания”.
"До свидания” — это значит проститься. Но проститьсяненадолго.
Бедный Кирюша, знал ли он, когда краска капала с егокисточки, что — навсегда?..
Он прощался с мальчиком? Или с кем-то еще, кто был по тусторону окна?