Ожил.

И даже пустил несколько новых отростков.

Метелица подумал, что и сам он похож на алоэ — с той лишьразницей, что Анастасия никогда не будет его подкармливать так, какподкармливает цветок. И не будет так о нем заботиться.

Метелица подошел к цветку и коснулся рукой его мясистыхлистьев. Он бы и сам пустил корни в этом горшке, если бы это к чему-то привело.

Зря.

Зря он бросил курить и не купил лосьон от облысения.

От безрадостных мыслей Метелицу отвлек странный шум подокнами флигеля — очевидно, только что подъехавшей машины. Метелица сложилладони лодочкой и стал вглядываться в темноту за стеклом. Впрочем, ивглядываться особенно не пришлось. По заколотившемуся, как у школьника, сердцуон понял — приехала Она.

Но на чем!

Подобной машины Пацюк в жизни не видывал: огромное чудовищепоигрывало космическими формами, блестело молдингами, сверкало багажником ипереливалось литыми трубами. В утробе чудовища мог смело спрятаться основнойсостав Театра музыкальной комедии, где Метелица долгое время работалосветителем. И не только основной состав, но и кордебалет, технические службы идаже завлит с главрежем.

Но Анастасия вышла вовсе не со стороны водительской дверцы,как полагал Метелица. Напротив, водителем оказался именно тот, кого и накилометр нельзя было к ней подпускать.

Белобрысый урод, с очками на лбу и красным платком наголове. Длинные ноги, короткая куртка, напяленная только для того, чтобыоскорблять нравственность обывателя вызывающих размеров гульфиком.

"Баклажан он, что ли, туда засунул? Или у коняполководца Жукова хозяйство одолжил?” — меланхолично подумал Метелица. Ипосмотрел вниз. На то самое место, где линия живота безмятежно и плавнопереходила в линию ног. Никаких холмов, никаких барханов, никакихвозвышенностей. Да, черт возьми, а если взглянуть на Валентина КуприяновичаМетелицу абстрактно — как на представителя вида, — то можно подумать, чточеловечество размножается почкованием.

Подобные мысли никогда раньше не приходили в голову дваждыразведенному директору агентства “Валмет”, но сейчас — пришли. И это былтревожный симптом. Настолько тревожный, что Метелица едва не сбил кулакомцветок возрожденного алоэ.

А длинноногий жеребец споро обежал свою машину, приоткрылпассажирскую дверцу и…

Появилась Она.

"Kawasaki Ninja ZX-7RR”.

Красавица и чудовище о чем-то переговорили, стоя у дверцы,при этом белобрысый коснулся (гад!) пальцами (гад!) ее лица (гад-гад-гад!!!).Если даже они и сослуживцы — и вместе брали дворец Амина или Форт-Нокс илисовершили Большое ограбление поезда в 1897 году, — все равно это выгляделочересчур интимно!

После этого вульгарного прикосновения Анастасия отделиласьот жеребца и пошла по направлению к подъезду. Метелице даже показалось, что оначуть-чуть прихрамывает. Нет, она действительно хромала. Жеребец, по-видимому,хотел ей помочь, но Анастасия вовремя отстранилась.

Великая Женщина!

А если она еще отправит коня полководца Жукова восвояси,тогда Метелица смело сможет назвать ее Праматерью Человечества!

— …О, а вот и группа захвата! — не ко временипоявившийся на кухне Додик обдал Метелицу чесночным ароматом. — Только нагрузина он не похож.

— К твоему сведению, настоящие грузины беловолосы исветлоглазы, — не оборачиваясь, ответил Метелица.

— Прямо как настоящие евреи. Ладно, пошел открывать.

Ушлый Додик опять перебегал Валентину дорогу. И не простоперебегал, а вооружившись его же собственным букетом. Метелица и глазом неуспел моргнуть, как Сойфер вытащил трепещущие розы из банки и направился кдвери.

В ту же секунду раздался глухой зуммер входного звонка.

— Отдай цветы, скотина, — угрожающе зашипелМетелица. — Отдай!.. Это мой букет!

Додик сделал вид, что его не услышал, и ускорил шаги.

Но не тут-то было!

Метелица коршуном налетел на обидчика и свалил его с ног.Конечно, грузинской борьбой чидаоба он не владел, но заехать в ухо и намятьбока мог. Директор и первый заместитель директора молча тузили друг друга подаккомпанемент звонка и успокоились только тогда, когда от роз остались одниошметки.

— Старый дурак, — бросил Метелице Сойфер, потираяушибленный локоть.

— На два месяца моложе, чем ты, — бросил СойферуМетелица, потирая ушибленное колено.

Звонок наконец затих.

Как и следовало ожидать, дверь открыл мудрый и совершеннонейтральный Арик.

Метелица затолкал измочаленные розы под мойку и хмуропотянулся в коридор. Додик последовал за ним.

Анастасия стояла, опершись рукой о косяк, и поджимала левуюногу.

— Привет, — сказала она Арику.

— Я проявил то, что ты просила. Сделал два экземплярапленки.

Метелица заскрежетал зубами. И когда этот восемнадцатилетнийхлюст успел перейти с ней на “ты”?! Будь он его папашей — порол бы наглецакаждый день. За вандализм и оскорбление национальных святынь!

Пока Метелица исходил завистью к прыткому Арику Дергапуту,Анастасия наконец-то заметила и его самого, и прохиндея Сойфера.

— Здравствуйте, — надменно произнесла она. —Я не думала, что вы… Так поздно…

И пока Метелица соображал, как бы половчее поздороваться спрекрасной ниндзя, из-за его спины высунулся Додик.

— А у нас ненормированный рабочий день, — спафосом хрюкнул Сойфер. — Профессия иногда подкидывает сюрпризы, знаетели.

— Я проявил фотографии… — Арик снова начал тянутьодеяло на себя.

— …И мы были бы очень вам признательны, если бы выснабдили их своими комментариями.

Хрюканье стало еще громче, пафос — еще невыносимее… Ну, чтоты за тип, Додик Сойфер!..

Зато Анастасия была на высоте. Не удостоив Додика ивзглядом, она обратилась к Метелице:

— Вы позволите, я промою порез?

— Вы поранились? — Глупый вопрос. Метелица самвидел, как она хромала!

— Пустяки. Царапина.

Интересно, где она умудрилась порезаться? Неужели ходилабосиком по наточенным мечам? Кажется, Метелица что-то слышал о подобных трюках.

— Пять минут, не больше, — сказала девушка искрылась за дверью ванной-туалета-фотолаборатории.

Она действительно уложилась в пять минут.

Еще двадцать минут заняла трагическая история ее брата.

Зато о себе Анастасия не сказала ни слова. Никакихобъяснений, хотя картина ясна и так. Во всяком случае, самому Метелице.Обыкновенный молодой человек, выросший под сенью незаурядной старшей сестры.Притяжение ее личности так велико, что ему не остается ничего другого, кромекак вырваться из кольца этого притяжения. Типичная история старших и младших,любимчиков судьбы и аутсайдеров, мужчины и женщины, — самая обыкновеннаягражданская война. Теперь понятно, почему Кирилл никогда не упоминал о сестре:он представляет самостоятельную ценность, а не только является братом матеройволчицы. Именно это он и пытался доказать всем. Себе — в первую очередь.