я ему больше не нужна. Он сам сказал, что между нами все кончено.

– В смысле?

– Ты свободна. Тем не менее сейчас это последняя вещь в твоем списке, прежде чем я сниму с тебя долг.

Наступает короткое молчание, во время которого я стараюсь собрать воедино свои перепутанные мысли.

– Думаю, сначала мне нужно найти работу и квартиру, – осторожно говорю я.

– Не-а, это будет не по правилам. – Я прямо представляю, как он неодобрительно отмахивается от меня. – Отправляйся на ту же станцию, где произошла та самая трагедия. Сядь на тот поезд. Узри своих демонов.

– Джо, – тихо говорю я, – ты же знаешь, что я не могу.

– Еще как можешь. Ты побывала на ее могиле. Чем это отличается?

– Я видела своими глазами, как она умирала, – прошипела я, чувствуя, как по шее ползет жар. Почему он так поступает со мной? Ведь это слишком жестоко. – На тот момент все выглядело настолько отчетливо.

– Нельзя избегать метро. Невозможно отказаться от него на всю жизнь.

– С какого перепугу я должна это делать? – пробурчала я. – Я спокойно живу без него уже семь лет. В большинстве городов даже нет подземки. Неужели это так важно?

– Важно, потому что ты позволяешь своим страхам тебя победить. Ты разве не улавливаешь сходства? Именно из-за страха ты осталась с Домом. Именно из-за этого ты бросила меня дважды. И именно он стал причиной того, почему ты не ездишь на метро.

– Ну и пускай он себе побеждает. Мы же не на соревновании.

– Эвер, – терпеливо и беспрекословно отвечает он. – Ты спрашивала меня, что я такого хочу на свой день рождения.

– Угу, – я прижимаюсь лбом к холодному окну и закрываю глаза. – Я как бы рассчитывала, что ты попросишь… носки?

Он издал хрипловатый смешок. Боже, как же ужасно испытывать любовь к брату своего умершего жениха. Просто кошмар. Особенно трагичным это кажется, когда понимаешь, каково это – целовать его, заниматься с ним любовью, быть центром его вселенной, пусть даже на одну ночь.

– Оставь носки себе. Я требую, чтобы ты села на поезд.

– Но Джо, это будет ужасно для меня.

– Ты справишься. Зато будет потом, о чем рассказать.

На мгновение мы оба умолкли. Я пытаюсь найти новые оправдания, чтобы избежать этого.

– Хотелось бы увидеть фото, когда доберешься. В качестве доказательства, – а вот теперь он забегает вперед. Вот интересно, он так поступает со мной, потому что знает, что ради того, чтобы доставить ему удовольствие, я готова хоть правую руку себе отрезать?

– Ну и дела. Ты мне что, не доверяешь?

– Ага, еще бы тебе верить после того, как ты выбросила меня на дно Тихого океана вместе со своим мобильником, – приветливым тоном намекает он. Ладно, его взяла. – У нас плохо получается ладить друг с другом.

Я глажу Локи на своих коленях.

– Я кинула тебя дважды. В третий раз я тебя не упущу.

Слышу, как он закуривает сигарету.

– Можешь считать меня крайне охреневшим скептиком, любимая.

Любимая. От одного лишь упоминания этого слова в его исполнении меня трогает до мурашек. Но разумеется, это просто ласковое обращение ко мне, а не признание.

Да, я хочу, чтобы Джо гордился мной, но дело не только в этом. Он правильно говорит. До тех пор, пока я боюсь метро, до тех пор, пока я выбираю идти пешком вместо того, чтобы сесть на поезд, потому что я слишком боюсь столкнуться с этим воспоминанием, которое я так жестоко засунула в самый дальний ящичек своего мозга, я не в состоянии построить свою жизнь полностью свободно.

Да, я ее хоть как-то строю. Выхожу из комнаты каждый день. Вижу людей вокруг. Но я по-прежнему не определилась, куда двигаться дальше. С направлением по жизни. Я так пока и не решила, что собираюсь делать со своей жизнью. Вернусь ли я в Салем или останусь здесь. Черт, я до сих пор плачу половину арендной платы за этот мерзкий свинарник. И все потому, что я слишком боюсь принять решение. Я не хотела захлопывать дверь в Салем. Но мои сбережения так быстро исчезают, что я больше не могу так жить.

– Хорошо. Я согласна.

– Когда собираешься?

– Тебе хочется знать подробности?

– Всегда хочу.

– Среда. Полдень. В это время народу не так много, – слышу я себя.

– Сделай селфи на фоне вывески Montgomery Street.

– Да-да. Чувствую, что должна спросить тебя о чем-то столь же неприятном, но это так, просто чтобы быть на равных условиях, – недовольно ворчу я, оттолкнувшись от окна. Локи соскакивает с моих коленей в классическом кошачьем движении а-ля «вообще-то я раньше тебя хотел встать».

– Валяй. Всегда к твоим услугам.

– Не всегда, – отмечаю я, вспоминая последние несколько недель, в течение которых он только и делал, что игнорировал меня.

– Нет, не так, – задумчиво произносит он после некоторого раздумья. – Иногда мне удается взять себя в руки и отвергать тебя. Но я так делаю не часто. Хорошей тебе ночи, Эв.

– Стой! – вскрикиваю я.

Он не бросает трубку, но ничего не говорит в ответ. Я знаю, что все испорчу, но ничего не могу с собой поделать. С этим человеком я никогда и ни в чем не сдерживаюсь.

– Ты правда устроил с ними тройничок?

Наступает долгая тишина, прежде чем он отвечает:

– Да.

Все это время я, как обычно, предполагала, что он так говорит специально, чтобы задеть меня. Как бы не так. Может быть, Джо и правда движется дальше. Я знаю, что он изо всех сил пытался бороться с этим, когда Дом был в центре внимания.

– Это все, что ты хотела спросить?

– Д-да, – с трудом произношу я.

Он кладет трубку.

Я отставляю телефон, беру подушку из своей любимой кровати и начинаю громко орать в нее. Прооравшись, я спускаюсь по лестнице. Я чувствую себя опустошенной. Как будто если я побегу трусцой, все мои внутренние органы будут звенеть в моем теле, как копейки в полупустом мешочке.

Папа и Донна сидят на террасе. Раздвижная дверь к ним открыта. Они пьют чай со льдом и планируют внезапный отпуск. Думают поехать в Мексику. Лететь меньше, чем на Гавайи, и билеты не такие дорогие.

– К тому же, – слышу я, как папа говорит в конце их разговора, – если мы понадобимся Эвер, то будем неподалеку.

И мое искореженное, только что собранное воедино сердце разбивается снова.

Я откашливаюсь, чтобы заявить о своем присутствии.

– Она позади меня, да? – Папа вздрагивает от неожиданности.

Донна поворачивает голову, одаривая меня легкой улыбкой:

– Ага.

– Теперь у меня неприятности? –