Тео выскользнул из сознания тени, вновь вернулся в свое. Две дымные руки скользнули по багровой шее нелюдимца, сомкнули пальцы — и стали твердыми, обтянутыми черной обугленной кожей. Раздался неприятный хруст.

Нелюдимец мешком рухнул на Теодора. Парень еле сбросил его с себя и, тяжело дыша, отполз подальше. Чуть поодаль лежал брюхом кверху второй нелюдимец. Тень замерла перед Теодором: высокая, холодная, могущественная. Задрала голову к небу и издала могильный вой, в котором Теодор узнал дикое ликование.

Будь здесь кто-то другой, он бы упал ничком, сраженный этим безумным воем-плачем. Но Тео не чувствовал ужаса.

Эта тень не могла его напугать. Она уже принадлежала ему.

Теодор прислонился к каменной стене. Гулко сглатывая, отдышался и хотел было вернуться к убитым нелюдимцам, чтобы забрать нож, но едва бросил взгляд на трупы, как передернулся от отвращения.

Хрипло дыша, он поковылял обратно к церкви. Бедро нестерпимо жгло, и уже в конце проулка пришлось заняться раной. Ткань вокруг дырки промокла, кровотечение не прекращалось — под штанами по коже сбегали горячие струйки. Теодор порылся во внутренних карманах кожаного плаща: в Карпатах он всегда носил с собой полоски ткани для перевязки. Прислонившись к стене, он принялся перевязывать ногу.

Белая ткань тут же пропиталась кровью.

Плохо дело.

Но хоть идти может, а то нелюдимец так грохнулся сверху — чудом не сломал ничего.

Тео тряхнул головой, убирая волосы с лица: от схватки с нелюдимцем коса выскочила из-за ворота, волосы распустились. Нужно было идти. Скорее. Он вжался в стену, услышав за поворотом шлепки босых ног. Стригои! «Черт! Если бы можно было скользить незримым по проулкам, прямо как тень…»

И вдруг Тео осенило.

То, о чем говорил Вик. Нелюдимцы обычно отсиживаются в укрытии, потому что могут быть в двух местах одновременно: в своем теле и в тени, отдавая ей приказы. Тень же убить нельзя: так стригои и охотятся. Почует человек безудержный страх, обомрет, а видеть ничего не видит: тень для него незрима. Когда же отключится, нелюдимец подберется к жертве, и тогда…

Живые — легкая добыча для стригоев.

А схватить хозяина тени ох как сложно: он всегда прячется, пока тень за него все грязные дела творит. Тео вспомнил, как они гнались за убийцей матери: еле настигли. Что, если…

Теодор вновь призвал тень. Сейчас она явилась быстрее, чем в прошлый раз. Вокруг все померкло, осталась лишь мертвецкая тишина. Тео отдал приказ. И тень повиновалась. Она скользила из переулка в переулок, и Теодор видел ее глазами: вон на углу стоит, натачивая нож, какой-то верзила. Щелкает языком, плюется. Нелюдимец увидел тень, но даже головы не повернул. Не обратил внимания. Тут, в цитадели, на каждом углу тени.

Тень скользнула в другой проулок, и Теодор, крадучись, последовал за ней сквозь черно-белый мир.

Тень выглянула из арки и замерла.

Ее глазами Тео увидел: за углом виднелась стена старинной церкви с высокими готическими окнами. Там, в этой самой церкви, находился заветный Алтарь. Тео рванулся было вперед, но остановился, услышав взволнованные крики, лязганье металла, клацанье зубов. Нелюдимцы не говорили, а будто лаяли, и по суматошным звукам Тео понял: что-то стряслось.

«Наверняка увидели убитых, — мелькнула мысль. — Побежали докладывать Цепеню? Или Йонве? И что теперь, меня начнут искать?»

Мимо пронеслась целая ватага, шаркая лапищами и рявкая. Тео вжался в стену, спрятавшись за водосточным желобом. Он проник в сознание тени и еще раз выглянул: перед церковью маячили черные фигуры. Как тут проберешься? Теодор чуть не взвыл от досады. Спина взмокла, ноги дрожали от усталости, боли и страха.

«Думай, думай, думай». Церковь рядом, но между ним и Алтарем — толпа нелюдимцев. Грязный, окровавленный, дрожащий, Тео уже ничего не понимал. Лишь стоял, прислонившись к стене, чтобы не сползти на землю.

«Мне может помочь только чудо…»

Теодор, сжав пальцы, прижал кулак к сердцу. Он чувствовал, как кольцо Кобзаря впивается в кожу, и беззвучно воззвал к кому-то, сам не зная к кому. К Кобзарю? К Любви? К Богу?

Просто звал и шептал, прося о помощи.

И вдруг раздался долгий, протяжный гул. Сперва Тео не понял, что произошло. Звук раздался вновь, и нелюдимцы на площади словно взбесились: заорали, затрясли оружием. Стригои со всей крепости мчались к церкви, а со стороны ворот в третий раз донесся протяжный клич охотничьего рога.

Теодор не успел сообразить, что случилось, как на площади зажглись факелы, надвигаясь на стригоев. Тео выскочил из укрытия и, спотыкаясь, бросился вперед. Когда он примчался к площади, нелюдимцев уже атаковали фигуры в плащах и с мечами.

Охотники пришли на помощь.

Первый нелюдимей, крикнул и рухнул на мостовую. Сверкнули клинки, раздался долгий и протяжный гул — и Охотники бросились вперед, атакуя собравшихся на площади нелюдей.

Теодор стоял на самом краю, глядя на бойню: и теперь это было в разы страшнее. Охотников собралось несколько десятков: видимо, местные объединились с молдавскими и венгерскими собратьями. В центре отряда рубился Вик. Вангели бросался теням под ноги, и когда те касались его длинными руками, Змеевик пронзал их тела мечом. Убить пулей можно лишь живого хозяина, а тень — только разрубить, оттого Охотники-нежители и дрались мечами и кинжалами. Но и пули свистели, прошивая воздух: это живые Охотники добивали стригоев, лишившихся своих теней.

Мечи рассекали воздух, когти рвали одежду, зубы клацали и раздирали глотки. Камни мостовой заливала кровь. По стенам сверху вниз ползли тени — видимо, некоторые стригои рассредоточились по крышам и теперь выслали подмогу. Тео оглянулся: по улицам бежали новые нелюдимцы, впереди подкрепления скользили сгустки мрака, оглашая древнюю цитадель воем.

От разъяренных криков у Теодора все поплыло перед глазами.

Ненависть.

Сколько же ненависти.

Его буквально трясло, и он не мог ничего поделать. Вдруг Теодор заметил среди сражавшихся промельк рыжего. Со Шнырялы содрали платок, и девушка рычала, размахивая ножами, а нелюдимцы все наседали. Каждый Охотник уже был в кольце нелюдимцев: многих уже убили, и оставшиеся сражались изо всех сил.

Тео оглянулся в проулок.

Еще тени.

Сколько же их тут!

Казалось, сгустки мрака наводнились всю крепость — на каждом шагу, на каждой крыше, куда ни брось взгляд — тени…

Ужас сковал сердце Теодора. Он вновь бросил взгляд на площадь, где бились его друзья. Кричали, падали на землю. Умирали.

Теодор, преодолевая все страхи, ринулся в самую гущу битвы. Пуля просвистела в каком-то сантиметре от головы, он сделал бросок влево. Волосы хлестали по лицу, но было плевать. Битва отодвинулась дальше, к входу в церковь, и Тео ринулся вслед.