– Я благодарю Господа за то, что у нас в Аквитании иная традиция отношения к женщине, – улыбнулась Алиенора. – Торкери права. На севере женщины – всего лишь рабыни. Но здесь, благодаря нашему более свободному обществу, они подняты на пьедестал! Вы теперь понимаете, почему я хотела вернуться домой?

– К вам на севере относились без уважения, мадам? – спросила одна потрясенная молодая дама.

– Нет, конечно, ведь я королева, и в уважении недостатка не было. Но несчастье грозило тому трубадуру, который восхвалял в песне мою красоту и осмеливался вообразить себя в моей постели! Я вам говорю: они не понимают, что это безобидная фантазия.

Бертран де Борн, буйный и опасный молодой человек, одинаково хорошо владевший лирой и мечом, улыбнулся волчьей улыбкой:

– Кто сказал, что это безобидная фантазия?

– Женщина не должна опускаться до мужчины, который стоит ниже ее, – укоризненно сказала Мамилла.

– Но тогда, если браки заключаются из политических соображений, как она сможет найти любовь? – спросил Бертран. – По правде говоря, ни один мужчина не ищет любви в супружеской постели.

– Я бы возразила, – вставила Алиенора, которой очень нравился этот разговор.

– Мадам, прошу прощения, но я не верю в то, что между мужем и женой может существовать истинная любовь, – возразил Бертран. – Любовь нужно искать в другом месте. И я бы добавил, что, хотя объект желаний и не должен снисходить до скромного влюбленного, занимающего более низкое положение, такое все же случается!

В ответ на это раздались гневные крики присутствующих дам.

– Сеньор, вам недостает галантности, и вы нарушаете правила игры, – упрекнула его Алиенора.

– Но, мадам, вы же не станете утверждать, что любовь может расцвести в браке, – гнул свое Бертран.

– Я бы в это не поверил, – пробормотал Риго.

Улыбка сошла с лица Алиеноры. Словно облако заслонило солнце.

– Я верю, что брак вовсе не чужд любви, – наконец ответила она, – если муж и жена – родственные души, что случается редко – в этом я с вами согласна. Но… – Голос ее ослаб, в нем появился холодок. – Но если муж настаивает на своем главенстве и имеет право брать то, что хочет, а не добиваться этого, там любовь расцвести не может, потому что, как я уже говорила, я искренне верю: любовь должна даваться свободно в отношениях между равными.

– Но это опять возвращает нас к жгучему вопросу. Как между мужчиной и женщиной могут установиться такие отношения? – снова возразил Бертран. – В браке муж всегда голова, в галантных отношениях женщина оказывает милость, если ее это устраивает.

Алиенора вдруг рассмеялась и похлопала его по плечу:

– Ну вот вы и ответьте нам, мессир де Борн! Как насчет всех тех дам, которые снизошли и о которых вы сейчас говорили? Вы ведь, вероятно, знаете все о любви равных!

Раздался всеобщий смех, когда Бертран ухмыльнулся и кивнул, признавая свое поражение.

– Любовь? – хихикнула Торкери. – Что он о ней знает? Он думает только о необузданном маленьком дьяволе у него в штанах!

– Я возражаю против слова «маленький»! – взревел Бертран.

– Я должна была бы догадаться, – лукаво сказала Торкери под новые вспышки смеха.

Все это очень приятно, думала Алиенора, чувствуя себя абсолютно в своей тарелке и наслаждаясь такой праздной беседой. Любовь, думала она, возможно, и не самая главная вещь в мире, что бы там ни заявляли трубадуры. И в компенсацию за ее утрату найдется много чего другого. Теперь она может жить одна в мире со своим народом и спокойно смотреть в будущее. Сражение было долгим, но Алиенора одержала в нем победу.

За те два года, что Алиенора не видела Генриха, он заметно состарился. В рыжих волосах появились белые пряди, на лице – морщины, и еще он прибавил в весе. Генрих формально приветствовал ее, поцеловав в обе щеки – встреча двух суверенных монархов. Лицо короля оставалось бесстрастным. Потом он взял жену за руку и повел в Большой зал Канского казначейства. Его придворные кланялись, когда они проходили мимо.

– Я бы не вызвал тебя на север в разгар зимы, если бы для нас не было важно проявить солидарность в этом вопросе, – объяснил он.

– Ты решил сейчас короновать Молодого Генриха королем Англии, насколько я понимаю, – сказала Алиенора.

– Да. В Англии обычно дожидаются естественной смены правителей, но все французские короли от самогу Карла Великого короновали наследников при своей жизни, и я убежден, что это хороший способ обеспечить преемственность. Англичане, конечно, будут ворчать – они не любят нарушения традиций, но им придется с этим смириться. Моему плану мешает только одно.

– Бекет, – не задумываясь, сказала Алиенора.

– Да, – тяжело вздохнул Генрих. – Но мы поговорим об этом за обедом. – Он провел ее в великолепную комнату со сводчатыми потолками, увешанную гобеленами, запечатлевшими сцены охоты. – Хочешь вина?

– Спасибо, – вежливо ответила Алиенора, безуспешно пытаясь вспомнить страсть, когда-то бушевавшую между ними. Теперь казалось, что они стали чужими. – Хорошо провел Рождество?

– Да, – ответил Генрих. – Я был в Нанте, в Бретани, вместе с Жоффруа и Констанцией. Жаль, что тебя не было в Ренне прошлой весной и ты не видела, как на Жоффруа возложили герцогскую корону.

– И мне жаль, что я не смогла приехать. Я совершала путешествие по Аквитании. Но Жоффруа потом рассказывал мне, и Констанция все еще была полна впечатлений и раздувалась от чувства собственной важности, маленькая озорница. – Алиенора скорчила гримасу, вспомнив об этом.

– Да, у Жоффруа будут с ней проблемы, – усмехнулся Генрих. – Слава богу, ему еще несколько лет не спать с ней.

– Так в Бретани теперь все спокойно? – Алиенора не смогла воспротивиться желанию задать этот вопрос.

История была древняя – восстание Эда де Пороэта, но ей хотелось заставить Генри еще немного попотеть, вспоминая об этом. Он недоуменно посмотрел на нее, потом отвернулся.

– Ты знаешь, – сказал он.

– Вся Европа знает, – язвительно заметила она. – Как же это могло пройти мимо меня?

– Алиенора, я пригласил тебя сюда не для того, чтобы ссориться, – чуть ли не умоляющим тоном произнес Генрих. – Ты просила свободу – ты ее получила. Так позволь и мне пользоваться свободой.

– Конечно, – легко ответила она. – Я надеюсь, Розамунда, Прекрасная Розамунда, как ее, кажется, называют – ах, как это очаровательно звучит! – не была слишком расстроена. Она ведь до сих пор твоя любовница, насколько мне известно?

– Чертовка! – прорычал Генрих. – Ты не провела здесь и пяти минут, а уже успела затеять свару со мной.

– Да, но я копила кое-что, чтобы сказать тебе, в течение последних двух лет, – ответила Алиенора.