Данн улегся на берегу, закрыл глаза. Поют птицы, журчит вода… Покой… Маара легла рядом. Проснулись они далеко за полдень. Рана по-прежнему беспокоила Данна. Маара высказала опасение относительно чистоты ножа.

— Конечно грязный, — засмеялся Данн. — При нашей-то жизни. Нож — мой лучший грязный друг.

Они вышли из лесу, миновали лачуги бедняков, прошли поближе к центру города и выбрали гостиницу на оживленной площади, где легче затеряться в пестрой толпе. А люди вокруг действительно отличались друг от друга, и чаще всего не только одеждой. Брат с сестрой увидели совершенно новых для себя людей с бело-розовой кожей, зелеными и голубыми глазами. Наевшись тушеных овощей с жареным мясом и фруктами, они сняли комнату на третьем этаже. В обличье здешнего хозяина ничего шпионского. Сонный, равнодушный, он лишь лениво осведомился, откуда они, и, услышав, что с юга, проронил, что там, на юге, как говорят, неспокойно.

Комната оказалась большой, удобной, с двумя кроватями и большим засовом на двери. Впервые за долгое время они заснули спокойно, укрывшись толстыми одеялами.

Ночью Маара проснулась от стонов брата, а утром они осмотрели шрамы и поняли, что нужна медицинская помощь. Не хотелось, однако, показывать кому-то спрятанные под кожей монеты. Маара спустилась вниз, где увидела хозяина, который, казалось, и с места не сдвигался. Он все так же стоял в своем углу, сонным взглядом наблюдая за суетливыми постояльцами и посетителями таверны. Народ здесь, казалось, не знал, что такое угроза, что такое опасности. Она спросила у хозяина адрес ближайшего лекаря, и с того сразу слетела сонливость. Он испугался угрозы заразы. Маара успокоила его, сказав, что речь идет о ране, и никакой болезни нет.

Следуя указаниям хозяина, Маара направилась искать лекаря, внимательно разглядывая прохожих, вслушиваясь в их речь. Повсюду говорили на чарад, но часто раздавалась речь и на доброй дюжине иных языков, в том числе и на махонди.

В доме врача она застала скрюченную и скособоченную полуслепую старуху, к тому же и тугоухую. Бабка выслушала Маару и, не глядя, сняла с полки кувшинчик. Маара вытащила из мешка монеты Хан, положила на стойку, за которую держалась престарелая лекарша. Последовали удивленные ахи и охи старухи.

— Ох ты…Что-то я такого никогда не видала.

— Деньги как деньги.

— Нет, нет, милая, погоди. — И она крикнула что-то на чарад, с трудом повернувшись всем телом к задней двери.

Оттуда моментально появился молодой мужчина, которого Маара невзлюбила с первого взгляда. Молодой человек вытер ладонью рот. Он, очевидно, оторвался от трапезы, а поглощал нечто пряное и ароматное. Отвращение Мааре внушал весь его облик, выражение лица, движения.

— Ты врач? — спросила Маара.

Он не ответил. Пригнувшись к монетам, пошевелил их пальцами.

— Не часто такие здесь попадаются. — Он отобрал несколько монет, отодвинул остальные в сторону Маары. — Для кого лекарство?

— Для брата.

— Что, плох?

— Не очень, но…

— Если завтра лучше не станет, приходи снова. — Но лекарь не отвернулся, а Маара не уходила.

— Я хочу разменять деньги, — сказала она, тут же обругав себя мысленно. Как будто он вытянул из нее эти слова взглядом холодных глаз.

— Какие деньги?

Маара положила на прилавок золотую монету, и мужчина осмотрел и ощупал ее.

— Тоже давно не видел. Откуда ты пришла?

— Издалека.

— Понимаю. — Он оттолкнул монету. — По вечерам в таверне «Приют путешественников» можно разменять все что угодно. И это разменяют.

Он проводил взглядом спешно удирающую Маару, терзающуюся раскаянием, что вообще зашла к этому доктору.

Вернувшись, Маара промыла рану принесенным раствором и спустилась к хозяину поговорить об оплате. Тот согласился принять монеты, но она поняла, что переплатила вдвое. Снова поднялась к Данну. Тот пил, но от еды отказывался, засыпал и просыпался. Рана воспалилась, лоб горел.

На следующий день Маара снова направилась к лекарю. Увидев ее, старуха сразу вызвала молодого человека. Маара попросила у него лекарство от жара.

— Пусть отец мой осмотрит твоего брата.

— Нет-нет, не надо. — Маара сразу поняла, что тон ее выдает, заставляет подозревать что-то недоброе. Удивительно, но в присутствии этого человека она не могла подавить в себе чувство вины и приниженности.

— Так будет лучше, — сказал юноша.

Маара вернулась в гостиницу в сопровождении пожилого врача, который ей тоже не понравился, но такого отвращения, как молодой, все же не внушал. Данн горел, рана нагноилась. К облегчению Маары, лекарь не стал ковыряться в ране, лишь осмотрел ее, затем заставил больного открыть рот, высунуть язык, вывернул веки, прослушал грудную клетку и, к большому неудовольствию Маары, ощупал половые органы Данна. Она едва сдержала руку, чтобы не оттолкнуть старика. Возможно, врачу и положено было так делать, но она знала, что это жест работорговцев. Потом лекарь заставил Данна перевернуться и прижал ухо к спине его слева и справа.

— Рана старая, — изрек он наконец. — Рабская цепь, полагаю. Зачем расковырял? Пытался срезать следы, что ли?

Маара не смогла толком ответить на этот вопрос.

— Таинственность какая-то, — проворчал врач.

Он оставил три лекарства, в том числе одну мазь. Плату странными монетами принял без спора. Тоже вспомнил про таверну «Приют путешественников», посоветовав сходить туда, когда Данн выздоровеет. Маара чувствовала недоброе, но не понимала, что именно не так.

— Когда рана подзатянется, осмотрю этот шрам подробнее, — пообещал старик. — Как бы внутренняя инфекция не распространилась.

«Нет, нет, только не это!» — мысленно воскликнула Маара.

Несколько дней она ухаживала за Данном, то и дело впадавшим в забытье. Брат стонал, выкрикивал угрозы и предостережения, и Маара вспоминала башни Хелопса; потом принялся командовать, вообразив себя перед строем солдат, вздергивал руку, пытаясь отсалютовать. Потом маленький Данн доверчиво приникал к старшей сестренке и успокаивался, мирно засыпал. Лекарство, однако, помогало, он выздоравливал и через неделю окончательно пришел в себя. Нужно было усиленно питаться, восстанавливать силы. Местная пища, сытная, питательная, оказалась несколько непривычного для них вкуса. Здесь применяли много неведомых им ранее пряностей, как привозимых на протяжении столетий из Срединных земель, так и местных. О лежавших на востоке Срединных землях Мааре и Данну вообще ничего известно не было.

Маара часто подходила к окну, смотрела на тихую заднюю улицу. Гостиница находилась в пригороде, далеко от окраины, но еще дальше от центра. Все дома здесь, большие и маленькие, деревянные и кирпичные, были окружены садами. Дальше к востоку, в центре, как и в Хелопсе, виднелись высокие дома-башни, но не башни-привидения, населенные преступниками и беглецами, а жилища богачей, сильных этого города. Мааре хотелось выйти пройтись, и Данн, как будто чувствуя ее мысли, пробормотал, зевнув: