— Деньги сейчас будут, — устало объяснил профессор, после того как дверь закрылась.

Чай и кофе принесли быстро. Ефим сразу залпом выпил свой, через мгновение к нему присоединились оба «сотрапезника» — пить, как оказалось, после всех треволнений хотелось всем.

Еще через минуту в кабинете появилась и объемистая клетчатая сумка, закрытая на «молнию».

— Дверь закрой, — попросил он Али, когда «официант» вышел. Тот привстал и закрыл дверь на щеколду. Теперь — упади граната на пол — точно никто не выскочит. Этого и добивался Береславский, чтобы убрать соблазны.

Ефим нагнулся и одной рукой расстегнул сумищу.

— Помочь? — заботливо спросил Скрепер, не в силах забыть о том, что держала вторая профессорская рука.

— Спасибо, не надо, — вежливо ответил Береславский.

Он неловко высвободил концы здоровенного полиэтиленового пакета, запрятанного в сумку. Сразу было видно, что пакет был доверху заполнен пачками, похожими на банкнотные.

Ефим достал три верхние и кинул на стол.

— Там сто тридцать три пачки, — сказал он. — Я лично пересчитывал. Без этих трех — сто тридцать.

Это было правдой, и «партнеры» в это поверили.

— Три пачки — мои, — напомнил он чеченцу. — Ты обещал.

Тот молча кивнул.

— Из твоей половины, — хрипло сказал Скрепов, завороженный кучей денег.

Тот кивнул снова.

— Ну, можно сваливать? — спросил Ефим, внимательно разглядывая «партнеров». — Или обсудим — как?

Скрепер открыл рот, чтобы ответить, но язык его явно не слушался. Он попытался пошевелить руками — и это не удавалось.

С Али произошло то же самое.

Оба были в полном сознании, но мышечные группы стремительно продолжали отключаться, и через считаные секунды они даже сидеть самостоятельно — не опертые на спинки стульев — не могли. Да что сидеть — у грозных бойцов головы заваливались — мышцы шеи тоже постепенно отключались.

Ефим убрал три пачки в карман и снова нажал кнопку вызова официанта.

Самурай зашел, закрыл за собой дверь, надел пластиковые перчатки и принялся методично обыскивать обездвиженных бандитов.

— Дышать-то они не перестанут? — опасливо спросил Ефим.

— Это ж просто вроде наркоза, — объяснил Самурай действие шамановой травы, не переставая выворачивать карманы бандитов. — Причем местного. Они нас слышат.

— У чечена еще колечко такое металлическое, с хвостиками, должно быть, — подсказал Береславский. — Найди в кармане, пожалуйста.

— Ладно, — ответил Самурай, весь поглощенный своим занятием.

Он забрал у врагов документы, записные книжки, сотовые телефоны — все бумажки до последнего клочка.

Оставил лишь заряженные стволы, да у Али была еще одна граната — гораздо более современная, наступательная «РГН».

— Новую-то не дал, жмот, — укоризненно сказал ему Ефим. Тот лишь глянул в ответ.

Если б взгляд убивал так же, как «стечкин», Береславский был бы покойник. Но, к счастью для профессора, убивать взглядом моджахеды еще не научились.

— Пошли? — спросил его закончивший изыскания Самурай.

— А колечко с хвостиками? — вопросом ответил профессор.

— Не нашел. У него карманы с дыркой. Зачем оно тебе сдалось?

— Я бы обратно в гранату вставил, — объяснил Ефим, показывая другу «РГД-5».

— О господи, — выдохнул Самурай, не посвященный в эту тонкость профессорского замысла. — Только не выпусти.

— Не боись, — успокоил его Ефим. — Черт с ней, с чекой. Ее все равно обратно вставлять замучишься — в три маленькие дырки надо попасть. Поехали за город, где-нибудь сбросим.

— Пока, пацаны, — поднимаясь, сказал Ефим и легонько потрепал Скрепера по щеке. Тот чуть не помер от ярости.

Пошутить так с Али Ефим не рискнул. Даже в таком беспомощном состоянии горец внушал ему самые серьезные опасения.

Проще говоря, профессор его по-прежнему боялся, самого себя-то не обманешь.

«Плевать, кто кого боится, — щедро выписал себе индульгенцию Береславский. — Главное — кто кого сделал». Вот в этом хвастливый профессор был прав. Они с Самураем сделали этих парней. Вчистую.

Честно говоря, гранатой он даже меня удивил. Хотя, с другой стороны, не исключено, что она оказалась для бандитов главным аргументом.

На выходе из ресторана я расплатился с настоящим официантом — и не тремя сотнями, а тысячей — так велел обычно не суперщедрый предводитель.

За это парень должен был вызвать РУБОП и рассказать милиционерам всю правду. Только добавить лет десять мне, убавить двадцать моему шефу и напрочь забыть о моем происхождении. И о том, конечно, что я успел поработать у них официантом.

Звонок в РУБОП предполагался через полчаса после того, как мы с Береславским уедем.

За дедово средство я не боялся: сказал — на сутки, значит, на сутки.

Повезло же сегодня ментам — два бандюка, со стволами, гранатами и кучей фальшивых баксов. И к тому же тихие, как спящие дети.

Это ж сколько звездочек на погоны им высыплется?

Потом рванули за город, к морю.

Отпустили машину, вышли к обрыву. Внизу никого не было, как и со всех прочих сторон.

Только океан шумел.

Я все же не поленился, спустился проверить отсутствие чужих душ. Чтоб ненароком не взять грех на свою.

Нет, нога человека там давненько не ступала.

— Ну, можно уже? — взмолился истомленный профессор, когда я забрался обратно наверх.

— Валяй, — разрешил я.

Он подошел к самому краю и даже не кинул, а сбросил вниз свою железку.

Я засек время — четыре секунды. Потом грохнуло, но не так чтобы сильно — открытый воздух плюс лес да шум прибоя приглушили звук.

Но мы все равно сначала затаились, а потом постарались быстро отойти подальше.

Пока шли, я вслух размышлял о наших и своих собственных делах. Наши — шли блестяще: похоже, от бандитов мы отвязались надолго. Надеюсь, даже навсегда.

От официальных структур тоже ничего ужасного не ждем. Найти нас практически невозможно. Следы пальцев, если и обнаружатся, ничего не дадут: нас нет ни в каких криминальных картотеках.

Единственная проблема — я ни на йоту не приблизился к тому, за чем поехал в Сибирь и далее к Тихому океану.

Да, мы заработали кучу денег: Ефим последовательно «ошкуривал» всех бандитов, а теперь честно предложил разделить «нажитое непосильным трудом». Но, деленные на троих, эти деньги, оставаясь по-прежнему огромными, ни на шаг не приблизили меня к главной цели. Ведь московский приятель Береславского нижнюю планку указал точно: полтора американских лимона.